Капитал (сборник)
Шрифт:
– Ты стреляешь в левого, я – в правого, – невыносимо спокойно произнесла Ксюха. – В бутылки, смотри, не попади.
Страх поднялся из кишок к груди и повис на сердце, вцепившись в него когтистыми лапками. У меня перехватило дыхание, но бояться было уже поздно.
Ксюха передёрнула затвор своего ТТ. Господи, благослови!
… Мой опрокинулся навзничь, будто раньше репетировал, а Ксюхин стоял растерянный, опустив руки. Я переключился на него и уронил двумя выстрелами.
Позже выяснилось, что
– Врод-де, поп-пали, – заикаясь, произнесла Ксюха.
Я упорно вставлял в пистолет новый магазин, но он, к моему стыду, цеплялся и не лез в рукоять. Пока я не перевернул его.
– Пошли, пос-смотрим на них.
Ксюхин лежал без движения. Руки по швам, ноги вместе. Длинный. Или вытянулся, умирая.
Мой закатил глаза и шаркал по снегу пятками. Казалось, что он спит, и ему снится погоня.
Оба были одеты в чёрное. Насчёт маскировки я ошибся.
Ксюха вдруг закричала:
– Это мы! Амра! Не стреляйте!
К нам подбежали несколько человек и с ними Абрамыч.
– Хуйя! – воскликнул он в прыжке. – Продовольственный склад хотели сжечь. Айда, выдумщики! Такого ещё не было.
Он схватил меня за руку и ожесточённо потряс.
– С боевым крещением тебя, родной! Молодец!
Ксюху он пожал за ухо.
– Умница, горжусь! Рассказывай, откуда они взялись.
– Через забор на седьмом участке, – кратко отрапортовала она.
– А часовой? – глаза Абрамыча жгуче сверкнули.
Ксюха неуверенно повела плечами.
– Ты! – Абрамыч повернулся к одному из своих бойцов. – Бегом в караул. Хватай за жабры начальника или разводящего, и срочно снимайте с поста часового. Заберите у него оружие и не спускайте глаз. Бегом!
– То-то я смотрю, у ворот какой-то спектакль, – продолжил Абрамыч, спровадив бойца. – Прыгают, как обезьяны, дразнят. Старый я мудак. Надо было догадаться, что отвлекают внимание от других участков.
Он поднёс к губам рацию и нажал на гашетку.
– «Бережок» «Перелеску»!
– На приёме «Бережок», – шипуче ответила рация.
– У ворот оставь десять человек. Остальных – на усиление постов по всему периметру. Как понял? Приём!
– Понял хорошо. Приём!
– Конец связи…
Мой перестал елозить ногами и протяжно выдохнул. Я отошёл, закурил. Не верилось, насколько обычно смотрятся снег, звезды, сигаретный дым, фонарные столбы, деревья, когда умирает враг, убитый тобой. Мир не меняется.
Ксюха расхаживала взад-вперёд, скрестив на груди руки. Думала она не о мертвецах, иначе бы не запнулась за голову одного из них.
Из-за парка, поверх сосенных макушек, прилетел звук выстрела.
– «Перелесок» «Поляне»! – шикнула рация в руке Абрамыча.
–
– Застрелился, не успели. Как понял?
– Понял тебя.
Минуту в морозном воздухе висело знойное безмолвие.
– Что ж, – подал голос Абрамыч. – Поздравляю всех с первым предателем…
– Труба, – отозвались бойцы.
– Приехали.
– Пиздец Старому Ерусалимску.
– Пап! – подбежала к Абрамычу Ксюха. – Без меня ничего не делай! Слышишь?
Он пусто глядел на неё, курил. Его непокрытая лысина блестела от пота.
– Понял? Ничего без меня не делай.
– Тебе и Ване отбой на сегодня, – произнёс Абрамыч.
– Отбой?! – ахнула Ксюха. – Никакого отбоя! Я буду сидеть в столовой и ждать, когда вы начнёте. Ты пришлёшь за мной человека. Слышишь, пап?
– Хорошо, пришлю…
Абрамыч взял её за голову и поцеловал в макушку.
6. Менструация
В столовой нудно гудели лампы дневного света.
Я спешил пить водку. Хотел блокировать память, пока на первой её странице не прописался «мой» ерусалимец.
Ксюха ела. Нависла головой над столом и совала в рот, не разбирая что.
– О чём ты просила Абрамыча? – отвлёк я её.
– Еда плохая, – проговорила она. – Ем, и не лучше.
– Я не про еду, Ксюш. О чём ты просила Абрамыча?
– Когда?
– Полчаса назад.
– Тебе интересно?
– Разумеется. Поскольку я с вами, мне теперь всё интересно.
– Я просила, чтобы он не допрашивал и не пытал без меня Сашку, – Ксюха взяла мою рюмку и, не дрогнув, медленно выпила её.
– Сашку? Рыжего? За что его пытать?
– Я тебе рассказывала сегодня про его жену…
– Нет, про жену не рассказывала.
– Ну. Парень из второго взвода. Забыл?
– Господи, так бы и говорила.
– Это часовой.
– Кто часовой?
– Сашкин парень – сегодняшний часовой. Дойдёт ли до тебя?!
– Думаешь, они…
– Чего тут думать! – Ксюхино лицо перекосилось. – Педерасты и не заодно?!
– Какие пытки его ждут?
– «Ночь».
Ксюха вышла из-за стола и принялась пинать по залу пластиковую пробку.
– А куда денут двоих убитых? – спросил я, чтобы переменить тему.
Увы, ерусалимские темы в своём выборе были очень схожи между собой.
– За забор. Бесноватые уберут.
– У тебя сколько на счету?
– Не считала.
– Приятный разговор… – я налил и выпил. – Ксюх, а у бесноватых есть капитал?
– Им не надо. Они уже готовые.
– То есть они в чистом виде черти?
– Нет, не черти, хотя почти. Чистый капитал у них никогда не появится, потому что человек, как говорится, сотворён «по образу и подобию». – Ксюха повеселела и погналась за скачущей пробкой. – Ни один человек никогда не станет настоящим чёртом.