Капитан Быстрова

Рышков Юрий Михайлович

— Товарищ капитан третьего ранга! Что же это такое?

— Вот… видите сами… Война не знает пощады… — голос Сазонова дрогнул. Овладев собой, капитан третьего ранга приказал: — Шведов! Примите командование отрядом. Ложитесь на обратный… Я скоро…

— Погибла? — прошептал побелевшими губами Храпов, глядя на неподвижное тело Наташи. — Вот ведь горе-то, а?..

— Может, еще жива, — угрюмо ответил Усач, отворачиваясь. Он стыдился выступивших на глаза слез.

Шведов посмотрел на матросов:

— Марш по местам!.. Операция не закончена…

Сазонов,

не спуская глаз с мертвенно-бледного лица Наташи, сошел вниз, туда, где пожилой корабельный врач Иван Петрович Сергеев делал перевязку матросу.

Оба они молча посмотрели на командира и лежащую на его руках летчицу.

— Иван Петрович, — проговорил Сазонов, — вот… Быстрова…

Матрос, которому доктор бинтовал раненое плечо, вскочил, выхватил из рук доктора бинт и, придерживаясь здоровой рукой за стену, пошел, покачиваясь, к выходу.

— Куда?! — возмущенно крикнул Сергеев.

— Я? Я подожду…

* * *

Катер медленно подходил к упрямо державшемуся на воде немецкому летчику.

Шведов приказал Горлову, Усачу и Храпову.

— Принять на борт.

— Есть, принять на борт! — пробасил Усач.

— Эй, фриц, гут морген! — сидя на приспущенном трапе возле самой воды, крикнул Горлов.

Усач перегнулся с палубы, проворно схватил немца за воротник и приподнял из воды, а затем, подхватив на свои могучие руки, втащил на палубу и поставил на ноги. Горлов и Храпов выловили парашют.

— Нешто это человек? Каракатица! — оценил Усач пленного майора с крестом.

Алексеев расстегнул кобуру немецкого майора, достал из нее пистолет и сунул себе в карман.

Горлов повернулся к стоявшему тут же Шведову:

— Поглядите, товарищ штурман, с крестом. Не иначе как ас.

— Там разберемся… — ответил Шведов. — Пленного обыскать. Дать сухое белье и двести водки. Документы тщательно высушить. — И, посмотрев на моряков, добавил — А вы переодеваться. Фельдшер! Дать им по двести граммов согреться. И отпусти спирт. Пусть разотрут друг друга. Потом принеси бинт, перевяжешь… Поцарапало руку.

Операция закончена. Можно возвращаться к родным берегам.

Звено истребителей третьей группы кружилось над катерами. Остальные за пределами видимости, далеко на северо-западе преследовали врага.

14

Придя в сознание, Наташа открыла глаза. Один открылся легко, второй — труднее. Болело веко. «Вижу хорошо», — обрадовалась она. Наташа увидела незнакомое помещение. Она лежала на походной койке под теплыми одеялами. Туго забинтованная голова болела, казалось, что именно повязка, а не рана заставляет болеть всю голову. Левая рука, в лубке от кончиков пальцев до локтя, лежала поверх одеяла. Летчица осторожно приподняла ее. Попробовала шевельнуть пальцами. Кисть руки болела, но терпимо. Хуже обстояло дело с ногой. Малейшее движение вызывало резкую боль, словно бы электрический ток пробегал от пятки до бедра. Перевязка стягивала ногу, из-за чего ступня отекла и

пальцы кололо иголками. Нога под бинтами так горела, будто на ней разожгли костер. Сверху давили, подобно гире, несколько одеял. Наташа попыталась согнуть здоровую ногу, чтобы облегчить тяжесть, но из ее попытки ничего не вышло. Тогда она постаралась вспомнить, что с ней произошло. Память отчетливо, до малейших подробностей восстановила все, вплоть до момента, когда она выбросилась с гибнущего самолета. Дальше — провал, холод, мрак…

Наташа слегка повернула голову. Возле стола пожилой полный человек в халате перевязывал моряка.

— Говоришь, не больно? — услышала Наташа.

— Терпимо, — ответил раненый. — Зацепило-то малость?

— Кожу порезало. Вот мы ее и зашили.

— А у гвардии капитана как дела?

— Три ранения.

Наташа принялась считать: голова, нога, рука… Действительно — три…

Моряк продолжал:

— Стало быть, выживем?

— Выживешь…

— Да не я — она, — матрос показал на Наташу. — Мне-то что!

— И она выживет. Оба поправитесь.

— Ну и хорошо! Спасибо, доктор, я пойду…

— Иди ложись.

— Как — ложись?

— Не спорь. Пока свежо, не болит. Потом будет ныть…

Наташа посмотрела на матроса. Удивительно, почему у него не болит рана?

— Доктор, — тихо позвала она.

Иван Петрович подошел, наклонился к ней:

— Очнулись? Вот и хорошо! Ну как дела?

— Какие все… хорошие…

Доктор вытащил из-под одеяла ее руку в смешном длинном рукаве матросской полосатой тельняшки.

— Всегда пульс… И вы, и Настенька… Неужели нам без пульса нельзя обойтись? Бедная Настенька…

Иван Петрович подумал, что Наташа бредит.

— Сто двадцать, — произнес он про себя. — Сейчас еще разок камфару вспрыснем… Будет легче…

— Пожалуйста, что хотите, доктор… Мне все равно…

А в эфир в штаб эскадры с копией для генерал-майора Головина неслись слова шифрованной радиограммы:

«Задание выполнено. Потоплены шесть транспортом и четыре сторожевых катера противника. Наши потери: катера № 2 и № 3. В отряде убито 8, утонуло 19, ранено тяжело 2, легко- 11. Смертью героя погиб гвардии капитан Никитин. Горящим самолетом уничтожил транспорт. Быстрова таранила «юнкерс». Ранена, подобрана нами. Состояние тяжелое. Взят в плен командир эскадрильи. Идем на базу.

Командир отряда капитан третьего ранга Сазонов».

15

На палубу выскочил переодевшийся Горлов. По всему было видно, что он перебрал «для согревания». Подбежав к Сазонову, лихо козырнул:

— Разрешите обратиться, товарищ капитан третьего ранга?

Сазонов внимательно посмотрел на него:

— Сколько?

— Двести, по приказанию.

— Растирался?

— Только изнутри, товарищ капитан третьего ранга!

— Как это?

— Отпущенный на растирание спирт разведен водой.