Капитан Быстрова

Рышков Юрий Михайлович

Морской простор и горные склоны были щедро залиты солнцем. Волны лениво накатывались на прибрежную гальку.

Город встретил девушек приветливо и показался им таким же радушным и красивым, каким он всегда бывал для приезжих. Когда-то беспечный и веселый, с тысячами курортников и туристов, прибывающих сюда со всех концов Советского Союза, Батуми сейчас выглядел иначе — на светлый облик его легла суровость военного времени. Казалось, он нахмурился под палящим дыханием войны, прошумевшей на Черном море и на подступах к Кавказу…

До отхода поезда оставалось

три часа. Наташа сдала вещи в камеру хранения и отправилась с подругами побродить по городу. Они пошли на приморский бульвар. Потом с интересом наблюдали за жизнью порта. Их внимание привлек большой пароход. Ранее он обслуживал линию Батуми — Одесса, а сейчас, выкрашенный в черный цвет, безжизненно покачивался на якорях спотушенными котлами.

По бухте сновали военные корабли, несколько буксиров пыхтя разворачивали у причалов железные баржи, на палубах которых стояли танки, затянутые маскировочным брезентом.

Возле берега в прозрачной, зеленоватой воде плавали удивительные голубые медузы, напоминающие не то парашюты, не то стеклянные абажуры с бисерной бахромой по краю. Мелкие серо-зеленые крабы копошились вокруг свай дебаркадеров и среди камней, то и дело стремительно, бочком перебегая с места на место. Над водой кружились чайки…

Незаметно для себя подруги дошли до стоянки сторожевых кораблей.

Наташа придержала Кето и Тамару, любуясь возвращавшимся из плавания сторожевиком. Он резво и красиво шел по полукругу, заходя на причал. Несколько моряков, стоя на палубе, разглядывали берег и пели. Корабль приближался. Песня нарастала. И наконец отчетливо донеслись ее слова:

Я была патрульным вашим, Я из авиаполка — Не узнали вы Наташу С боевого ястребка!..

Опасаясь, как бы Кето и Тамара, чего доброго, не догадались, о ком идет речь в песне, Наташа заторопила подруг:

— Идемте к колоннаде! Говорят, это место похоже на древнюю Элладу.

Колоннада возвышалась на берегу моря. Девушки сели на ближайшую скамейку.

Мимо, по широкой алее, усыпанной гравием, проходили люди — штатские и военные, в основном, должно быть, приезжие. Местные жители бывают здесь редко, а приезжий человек, попадая в Батуми, несмотря ни на что, стремится посмотреть колоннаду, взглянуть на море, послушать его мерный шум, полюбоваться прибоем, подумать, помечтать, что-то вспомнить.

Разговаривая с подругами и поглядывая на прохожих, Наташа вдруг замерла на полуслове, вспыхнула, широко открыла глаза: задумчиво покуривая трубку, к колоннаде шел Сазонов. Ветерок донес приятный запах трубочного табака.

— Что с тобой, Наташа? — спросила Кето. — На кого ты так смотришь?

— Девочки, он! — прошептала Быстрова и растерянно прикоснулась к руке Тамары.

— Он?..

— Да, он… Я позову его…

— Конечно!

— Игорь Константинович! — крикнула Наташа, не обращая внимания

на прохожих. Сейчас ей было не до них. — Сделайте милость, не проходите мимо!..

Сазонов резко остановился. Увидев Наташу, изменился в лице, торопливо пошел навстречу.

— Здравствуйте, Игорь! — стараясь побороть охватившее ее волнение, сказала Наташа. — Рада вас видеть… Познакомьтесь: моя подруга Тамара и моя хозяйка Кето…

Сазонов поздоровался с девушками и снова повернулся к Наташе:

— Вы давно здесь?

— Часа два. — В голосе ее послышалась грусть. — Через час уеду…

Сазонову и Наташе о многом хотелось сказать друг другу. Но оттого, что рядом были Кето и Тамара, они чувствовали себя несколько скованно.

Когда шли к вокзалу, их нагнал колхозный грузовик. Шофер, затормозив, подозвал Кето и, оживленно жестикулируя, принялся ей что-то доказывать. Потом Кето подошла к ожидавшим ее Наташе, Тамаре и Сазонову.

— Мы, к сожалению, должны ехать. Шофер получил химикаты для цитрусов и не решается задерживать машину. Химикаты давно ждут в колхозе.

— Придется расстаться! — сказала Наташа. — Поцелуй своих! Спасибо всем, спасибо за все!

Проводив девушек и оставшись вдвоем, Сазонов и Наташа вернулись к колоннаде.

— Наташенька, мы сейчас на ремонте. Застрянем дней на двадцать… И потому опять расстанемся… Для меня невыносима разлука!.. Я очень тосковал без тебя. Почему ты не ответила мне на вопрос в первом письме? Я мог, с твоего разрешения, вырваться на денек в Реви… Повидались бы, поговорили…

— Ехать в скромную, патриархальную семью доктора ко мне на свидание? Удобно ли? Мы могли попасть в неловкое положение…

— Ты все преувеличиваешь! Впрочем, сейчас я тебя накажу и поведу в фотографию… Пойми, я не могу жить без тебя!..

— Пойдем! Сфотографируемся вдвоем… Ты пришлешь мне фото. Мне тебя очень недостает. Я люблю тебя, мой дорогой, навсегда любимый человек!

* * *

На перроне вокзала Сазонов, глядя в глаза Наташе, тихо, чтобы не слышали посторонние, говорил:

— Знай, Наташенька, я тебя люблю больше жизни!..

— Я знаю и верю, — шепотом ответила она. — Я… тоже… Но сейчас мы расстанемся, очевидно, надолго. Мы, возможно, сменим базу. Где она будет — не знаю. Но ничто и никто не затмит тебя! Я клянусь, что люблю тебя! И знай: чувство, которое живет во мне почти с первых наших встреч и которое растет день ото дня, иссякнуть в разлуке не может. — Наташа ласково коснулась его щеки.

Сазонов стоял на платформе, Наташа — в коридоре вагона, около открытого окна. Он поймал ее руку.

— Проклятая война! С этой минуты мы должны бы никогда не разлучаться. А не выходит!

— Игорь, я готова ждать сколько угодно!.. А ты?..

— Неужели ты до сих пор не уверена во мне?! — с упреком сказал Сазонов.

— Нет, уверена… Ты тоже верь мне!

Наташа нерешительно нащупала в кармане плаща серебряный портсигар. Она собиралась подарить его доктору Бокерия, но, подумав, протянула Сазонову: