Капитан Два Лица
Шрифт:
— В таком случае не стоит брать на охоту и собак, разве нет? — Старый Ноллак подмигнул.
При его остроте по залу пробежала волна смеха. Ле Вьор с достоинством выпрямился.
— Собаки Королевской Псарни, ко’эрр, достаточно вышколены. Что такое уважение к тем, кто кормит, они понимают, еще будучи щенятами. Пираты же… — Ле Вьор усмехнулся. — Помилуйте, может, вы хотите вырастить их из детей моих солдат?
— Хороших соколов, — неожиданно подала нежный голос советница по Природным Богатствам, — не выращивают в неволе. Их ловят. И приручают.
Дуан
— Мой король, вы, кажется, не совсем понимаете, насколько в нынешнем мире опасно брать на службу сброд. Он изменился со времени вашего… сна.
Дуан почувствовал, что к щекам приливает краска, но не успел ответить. Бабушка, до того сидевшая молча, неожиданно вмешалась:
— А вы, кажется, не помните, — синие глаза впились в желтоватое лицо, — что если бы не одно необдуманное решение моего сына, которое поддержали, а может, и породили вы, у нас не было бы такой необходимости — искать Соколов среди сброда и делать их из Волков! Династии Соколов в Альра’Илле древнейшие, прекрасные и…
— А вам стоило бы вообще держаться подальше от этих птиц! Равно как и птицам — от королев!
Советник по Безопасности выпалил это и вдруг прижал ладонь ко рту. Глаза его приняли странное выражение: затравленное, злое и торжествующее сразу, насколько только могли уживаться вместе эти эмоции. Дуан вскочил с места в абсолютной тишине и, уже не следя за голосом, рыкнул:
— Та’аш, я попросил бы проявить уважение если не к положению, то хотя бы к возрасту моей…
— Ино, сядь.
Бабушка сказала это сама, негромко, но твердо, и повыше подняла воротник. Впрочем, почти сразу Дуан понял: это не воротник, а белая пушистая кошка, легшая на манер боа. Сейчас кошка открыла глаза — синие, как у хозяйки, синие, как у Дуана, — и обвела внимательным взглядом присутствовавших в зале. Наверное, взгляд почувствовали все, потому что тишина стала еще пронзительнее. Ле Вьор, кажется, прошептал одними губами: «Ведьма».
— Вот и славно.
Королева почесала кошке подбородок и улыбнулась, прямо посмотрев на советника по Безопасности. И неожиданно он покорился.
— Я прошу простить мою резкость, — произнес он, потупив голову. — Просто меня тревожит это нездоровое романтизирование преступников, которое… — Не закончив, он махнул рукой и повернулся к Дуану. Возвысил голос и произнес: — Что бы вы ни решили, ваша светлость, я исполняю на данный момент единственную свою задачу. Искренне прошу у вас прощения, что я и мое Ведомство не сберегли покой Ганнаса. Я сделаю все, чтобы обучить тех, кого возможно, лучше распознавать опасности, и изменю маршруты патрульных судов. Но если вы вынесете на голосование вопрос о «сокольих пактах», я проголосую против. Несомненно, у вас есть неиспользованное право единоличного решения, которое…
«…Которое я не потратил, чтобы тебя вздернуть без суда». Дуан мысленно поблагодарил себя за это благоразумие, открыл рот, чтобы ответить что-нибудь спокойное и миролюбивое, но неожиданно снова подала голос старая королева:
— Скажите мне, мой милый советник… могу я вследствие некой материнской оторванности задать вам один вопрос?
Настороженный странной формулировкой, ле Вьор все же кивнул. Дуан увидел, как его длинные пальцы с небольшой нервозностью сжали перьевую ручку.
— Я вас внимательно слушаю.
— Так вот… Мой бедный сын, чье последнее перед сном дыхание вы застали… он в ту самую швэ сказал бы то же, что и вы сейчас, если бы его спросили? Это он написал бы в своей Воле… пожелай он ее оставить?
Члены Совета, только-только начавшие потихоньку между собой перешептываться, опять замолчали. Бесчисленное множество глаз уставилось вперед. Дуану почему-то казалось, что все смотрят скорее на кошку, чем на старую королеву или подобравшегося советника. Да и сам Дуан смотрел только на кошку, как на предмет самый безопасный. Вопрос казался глупым, ответ — очевидным. И он прозвучал:
— Да. Конечно, несомненно, да. Ваш сын был не из тех, кто предает свои убеждения на последнем ложе. Вряд ли… — Карие глаза чуть сузились. — Вы могли бы этого не знать. А впрочем…
— Я поняла вас. Достаточно. Благодарю.
Они бились взглядами, — это ощущалось остро, почти осязаемо. Неожиданно в своей голове Дуан снова различил этот негромкий голос, говоривший о советнике совсем в другом тоне. «Ушлый мальчишка, мерзкий. Никогда он мне не нравился».
— Тему Соколов, — Дуан вновь заговорил сам, — мы прибережем на более позднее время. Советник прав в том, что пиратов на эти места нужно искать тщательно и осторожно. Пока у нас нет возможности заняться этим, бессмысленно и спорить лишний раз. Не так ли?
Ответом был согласный гул.
— Благоразумно, — это произнес ле Вьор.
«Вы нелогичны, принц». Это услышал Дуан.
Советники стали задавать вопросы, ле Вьор — отвечать. Дуан слушал, почти не встревая. Он внимательно смотрел на свою бабушку, та переглядывалась с Ноллаком. И Дуан готов был поклясться, что в какое-то мгновение тонкие губы отчетливо произнесли короткую туманную фразу.
— Еще рано.
Впрочем… ему могло и почудиться. Это вполне могло быть и что-нибудь вроде «старая обезьяна». В дружеском полушутливом общении двоих чудаковатых стариков такое было бы вполне ожидаемым.
Отец умер прямо в большом кабинете на первом этаже, — там, где работал намного чаще, чем наверху. Глаза короля сомкнулись, а сердце остановилось на той же софе, на которой он принимал подданных во время аудиенций. Это рассказали Дуану еще по возвращении, и, движимый неким страхом или скорее даже смутным отвращением, он так ни разу и не зашел сюда, облюбовав для жизни только верх флигеля. Зато сейчас что-то вдруг потянуло его на первый этаж, в длинное, но узкое, как коробка, помещение с вытянутыми прямоугольными окнами.