Капитан Мак
Шрифт:
Может быть, Мак страдал!
Может быть, он звал его!
— Сударь, — осмелился побеспокоить его трактирщик, — уверяю вас, что лучшего цыпленка в белом вине вы нигде не попробуете…
— Вы же видите, я не похож на человека, который собирается ужинать. Попозже, может быть… если я его найду и если он жив!
— А что с господином, которого вы мне приводили, случилось какое-нибудь несчастье?
— Да разве в нем дело! Скажите, есть у вас веревки, лестницы, молотки, факелы, лопаты, кирка и большая скатерть?
— Что, что?
Бедный Сидуан
И тут он, решив взяться за дело сам, открыл большой шкаф, две верхние полки которого были заняты бельем, встал на стул, вытащил большую скатерть и, расстелив ее на земле, сказал ошалевшему хозяину:
— Быстренько ступайте и принесите все, что я сказал.
— Но у меня всего одна лестница!
— Поставьте ее у порога.
— И факелов у меня нет!
— Ну а свечи и фонари?
— Есть, конечно.
— Сойдут и они. Скорее, скорее!
Сидуан распоряжался так властно, что трактирщику и в голову не пришло возражать.
Минут десять в трактире стояла невообразимая суматоха: хозяин принес приставную лестницу и поставил ее у порога, потом две кирки и лопату, отыскал фонари, заправил их, дал Сидуану веревки и свечи, а тот складывал в расстеленную на полу скатерть все, что ему попадало под руку и казалось нужным для поисков несчастного Мака.
Проделывая все это с быстротой, на которую, казалось, толстый, обычно спокойный и неторопливый Сидуан, был попросту неспособен, славный малый без умолку говорил, отчасти для того, чтобы дать трактирщику какие-то разъяснения, ибо тот все же имел на них какое-то право, отчасти для того, чтобы выразить свое негодование и приглушить страх за жизнь своего хозяина.
— Предатель! А еще я был таким простаком, что поверил в его добрые чувства к капитану. А того уже, может, сейчас и в живых-то нет!
— Кого, сударь? Этого славного и щедрого господина?
— Да нет, этот-то просто настоящий разбойник; оставьте себе его деньги и кошелек, что он мне дал, но поспешите, приятель! Речь идет о жизни, и о жизни порядочного человека, уж это я вам говорю!
— Да что же все это значит? Вы ведь весь мой дом собираетесь унести.
— Все, что можно взять с собой, возьмем, мы ведь не знаем, в каком состоянии мы найдем моего хозяина! Прихватите водки, а я возьму вот эту бутылку бордо. А теперь дайте мне крепкую веревку, у меня появилась одна мысль.
Трактирщик принес веревку.
— Хорошо, — сказал Сидуан, — свяжем скатерть так, чтобы нам было удобно нести ее вдвоем; я на вас рассчитываю, приятель, ладно?
— Черт возьми, сударь, не могу же я вас бросить в таком затруднительном положении; но может быть, мы позовем на помощь двух-трех соседей, — они охотно нам пособят. И прежде всего, скажите, что мы собираемся делать? Я до сих пор так ничего и не понял.
— Не нужно никого будить, я даже отказался от мысли предупредить лучших друзей моего хозяина. Это могло бы нам повредить. Теперь-то я знаю, что теряешь, когда много болтаешь,
Пока Сидуан говорил, он успел сделать на каждом конце веревки, которую ему принес трактирщик, по петле как раз такого размера, чтобы обхватить руку человека, и спрятать ее под камзол.
— Теперь пошли, — сказал он.
— Предупредить служанку, чтобы она приготовила к нашему возвращению ужин?
— Вы только об ужине и думаете! Оставьте вашу служанку в покое; ей, наверное, лет шестьдесят, раз весь этот шум и грохот не заставил ее встать с постели хотя бы из любопытства!
— Вовсе нет, вовсе нет. Она молодая и хорошенькая!
— Ах вот как! Вы хитрец, как я посмотрю!
— Ах, во всем свои радости. Это — самая честная девушка на свете, но ее и пушками не разбудишь.
— Ну и пусть себе спит, а мы — в путь!
Выйдя из трактира и дожидаясь, пока хозяин запрет дверь на два оборота, Сидуан вдруг заметил под окном большое деревянное корыто на ножках; кучера, почему-либо не пожелавшие ставить лошадей в конюшню, засыпали в него овес и кормили их прямо под окнами.
Сидуан почесал за ухом.
— Надо бы его захватить с собой!
— Да что вы, сударь, его уж больно нести неудобно.
— Я сам его потащу; взвалите мне его на плечо и живо вперед!
— А нам далеко идти?
— Ну, четверть часа, минут двадцать, и мы там. А теперь слушайте, что я вам скажу: дворянин, которого вы видели — изменник и заговорщик; он — испанец и замыслил гнусный заговор против короля.
— Ах он чудовище! — закричал трактирщик, — где он есть? Я его своими руками задушу! До того, как стать поваром, я служил в армии; посмотрит он, как я расправляюсь с врагом!
— Прекрасно, — ответил Сидуан, — мы вдвоем с ним расправимся, но сначала нужно найти моего хозяина.
— А кто он, ваш хозяин?
— Так знайте же, что этот испанец коварно завлек в ловушку моего дорогого капитана, моего хозяина, истинного француза и храброго солдата, в чем я готов вам поклясться. Из мести, благодаря своей дьявольской хитрости, он завлек его в катакомбы и обрушил на него свод, погребя его там.
— Но тогда, бедный парень, твой хозяин мертв.
— Боюсь, что так, — печально ответил Сидуан, — но Бог помогает хорошим людям, надо все же посмотреть…
Тут они подошли к колодцу, и Сидуан остановился.
— Ну, что будем делать? — спросил трактирщик, — я надеюсь, вы туда спускаться не вздумаете?
— Здесь не так глубоко, как вы думаете, и я к тому же знаю дорогу. Вы со мной?
— Черт, знаете…
— Да нам тут некогда разводить церемоний. Да или нет?
— Да, черт его побери, и смерть испанцам! Да и у вас весь мой инструмент.
Сидуан уже привязал скатерть, в которую были завернуты все принесенные им с собой инструменты, к веревке, заботливо вытащенной им из колодца после того, как он сбросил туда дона Фелипе, и собирался спустить этот сверток, но вдруг передумал.