Капитан Темпеста (сборник)

Сальгари Эмилио

– Нет, господин, – ответил Эль-Кадур, – я теперь верю тебе и без клятв. Я, вижу, что Дамасский Лев не уступит в великодушии моей госпоже, герцогине д’Эболи.

– Ты говоришь, твоя госпожа ранена? Тяжело?

– Нет, не очень тяжело.

– А в состоянии она будет завтра держаться на лошади?

– Думаю, да.

– Есть у вас в подземелье какие-нибудь жизненные припасы?

– Кроме кипрского вина и оливкового масла, ничего нет. Мулей-Эль-Кадель хлопнул в ладоши, и в след за тем в дверях появились оба негра, с которыми он обменялся несколькими словами на непонятном для Эль-Кадура языке, после

чего обернулся к последнему и сказал ему по-арабски:

– Идем. Мои люди догонят нас.

Оба вышли из дома и, перейдя площадь, где встречающиеся солдаты почтительно отдавали честь своему офицеру, направились, не спеша, к городским башням с видом людей, желающих сделать обход вокруг стен. Когда они прошли шагов около пятисот, их нагнали оба негра, несшие две большие и, по-видимому, тяжелые корзины, с ними бежали и их собаки.

Янычары не осмеливались препятствовать сыну всемогущего паши и спешили очистить ему путь.

Убедившись, что возле башни Брагола нет ни души, араб провел Мулей-Эль-Каделя и его слуг в подземелье. Там все еще горел факел и все было спокойно.

Молодой турок откинул назад полы своего плаща, обменялся вежливым поклоном с синьором Перпиньяно и легкими, быстрыми шагами приблизился к ложу герцогини, которая в это время не спала.

– Привет даме, победившей Дамасского Льва! – воскликнул он с видимым волнением, опускаясь перед ней на одно колено, как делали европейские рыцари, и впиваясь глазами в лицо молодой девушки. – Синьора, – продолжал он, – вы видите во мне не врага, а друга, который имел случай удивляться вашей выходящей из ряда вон храбрости и который не питает никаких злобных чувств за то, что был побежден такой доблестной героиней. Приказывайте Мулей-Эль-Каделю все, что угодно: отныне он видит свое величайшее счастье в том, чтобы спасти вас и таким образом уплатить хотя бы часть своего долга.

X. Благородство Дамасского Льва

Когда молодая девушка увидела опустившегося перед ее ложем на колено своего недавнего противника и выслушала его горячее приветствие, она немного приподнялась на локте и с удивлением воскликнула:

– Вы! Мулей-Эль-Кадель?

– Да, это я. Вероятно, вы, доблестная синьора, сомневались, чтоб я, мусульманин, пришел на ваш зов? – грустно спросил молодой турок.

– Если и было это сомнение, то оно теперь исчезло, – ответила герцогиня. – Да, я действительно думала, что вы не придете и что мой верный слуга… более не вернется ко мне. Все возможно в такое время и при таких…

– Только не то, чтобы Мулей-Эль-Кадель мог быть так же кровожаден, как Мустафа с его янычарами! – горячо перебил молодой человек. – Они храбры – это верно, зато и свирепы, как азиатские тигры. Я не выходец из диких степей Туркестана или вечных песчаных пустынь Аравии и находился не при одном дворе моего султана. Я бывал и в Италии, синьора.

– Вы видели мою прекрасную родину, Мулей-Эль-Кадель? – с видимым удовольствием спросила герцогиня.

– Видел, синьора, любовался Венецией и Неаполем. Там я и научился ценить цивилизацию и образованность ваших соотечественников, которых глубоко уважаю.

– Мне так и казалось, что вы не должны походить на остальных мусульман, – заметила молодая девушка.

– Из чего же вы это заключили, синьора?

– Да

хотя бы и из тех слов, которые вы крикнули вашим воинам, набросившимся было на меня с целью отомстить за ваше поражение. Достаточно для меня было и этого, чтобы понять, с кем имею дело.

Чело молодого турка слегка омрачилось, и из груди вырвался вздох.

– Да, все-таки горько подумать, что я был побежден рукой женщины! – тихо сказал он.

– Нет, Мулей-Эль-Кадель, не женщины, а капитана Темпеста, считавшегося среди храбрых защитников Фамагусты одним из первых бойцов. Честь Дамасского Льва нисколько не пострадала, тем более, что он доказал свое мужество и искусство, сломив старого медведя польских лесов, перед грубой силой которого многие отступали.

Чело турецкого витязя мгновенно прояснилось при этих любезно сказанных словах, и на губах его мелькнула улыбка.

– Да, я согласен, – сказал он, – что лучше быть побежденным рукой женщины, нежели мужчины… Но все-таки я желал бы, чтобы об этом знали только мы одни и чтобы от моих соотечественников навсегда было скрыто, кто в действительности капитан Темпеста. Они держатся разных со мной взглядов.

– Даю вам слово, Мулей-Эль-Кадель, что от меня никто не узнает этой тайны, – поспешила его окончательно успокоить молодая девушка. – Кроме двух находящихся сейчас здесь моих испытанных друзей, в Фамагусте было всего три лица, которые знали ее, но в настоящее время их уже нет на свете: Мустафа никого из них не оставил в живых.

– Да, великий визирь – зверь, опозоривший в глазах христианского мира всю турецкую армию. Я думаю, и сам Селим, хотя и не отличающийся особенным великодушием и мягкостью, не одобрил его. Побежденные имели полное право на пощаду за проявленную ими храбрость и стойкость… Однако что же мы говорим об этом, когда есть кое-что более важное для нашей беседы. Синьора, я узнал, что вы нуждаетесь в подкреплении ваших сил, и приказал своим слугам захватить с собой закусок и вина.

Молодой турок сделал знак своим неграм, которые тотчас же приблизились и достали из принесенных ими корзин холодное мясо, хлеб, покрытую плесенью бутылку французского вина, сухари, бисквиты, кофе в особой грелке, пару ножей и две чашки.

– К сожалению, другого ничего не могу предложить, – говорил Мулей-Эль-Кадель. – Хотя стол самого визиря превосходно снабжен, у его подчиненных не достает многого, к чему они привыкли.

– Я и на это не могла рассчитывать, и очень признательна вам за вашу заботливость, – сказала молодая герцогиня с сердечной улыбкой. – Но мои друзья более меня настрадались от недостатка пищи, уже по одному тому, что они как мужчины имеют лучший аппетит… Угощайтесь, синьор Перпиньяно, и ты также, мой верный Эль-Кадур, – прибавила она, указывая на закуску.

Сама она удовольствовалась чашкой кофе, налитой ей молодым турком и бисквитом, между тем как ее лейтенант и араб, пропостившись более двадцати четырех часов, с волчьим аппетитом набросились на более существенное.

– Так, скажите мне, синьора, что я должен сделать для вас? – спросил Мулей-Эль-Кадель, когда молодая девушка отставила выпитую чашку и отказалась от второй.

– Я попрошу вас помочь нам выйти из Фамагусты, – ответила она.

– Вы желаете возвратиться в Италию?

– Пока нет.