Капитан Трафальгар

Лори Андре

ЭПИЛОГ

За время этого рассказа капитан Нарцисс Жордас не раз приостанавливался промочить себе горло стаканчиком доброго домашнего сидра; что же касается меня, то я даже не дотрагивался до своего стакана, так быстро летело для меня время за слушанием рассказа об этих событиях. Между тем время было уже не раннее, потому что в тот самый момент, как капитан опять приостановился,

дверь в гостиную тихо отворилась, и госпожа Жордас вошла в комнату.

— Как? Вы все еще не закончили беседовать! — сказала она, улыбаясь. — Какие, право, болтуны эти мужчины!.. Да знаете ли, что теперь более семи часов!.. Уж будет с вас, идите, суп простынет!

— Хорошо! Хорошо!.. — смеясь ответил капитан, между тем как я извинялся перед любезной хозяйкой, что беседа наша так долго затянулась.

Когда она ушла, затворив за собой дверь, я тотчас же снова впал в тот самый грех, в котором всего за минуту каялся и извинялся перед доброй старушкой.

— Итак, — сказал я, обращаясь к капитану Нарциссу Жордасу, — вы очутились в тех же водах, которые покинули семь месяцев ранее, и притом чуть ли не самого Сант-Эногата… Вероятно, вы уже не покидали с тех пор этого прелестного уголка?.. И в самом деле, вы вполне заслужили свой отдых!.. Но скажите, что сталось со всеми теми людьми, которые играли такую живую роль в вашем рассказе? Мне бы очень хотелось знать, что стало с Розеттой, дочерью Жана Корбиака?

На это капитан разразился веселым, добродушным смехом, прозвучавшим в его странной гостиной точно веселый детский смех.

— Розетта?.. Да вы прекрасно знаете ее! — воскликнул он. — Ведь вы только что видели ее сейчас и говорили с ней… Это — госпожа Нарцисс Жордас!

Я с недоумением посмотрел на него. Для меня Розетта осталась все той же свеженькой шестнадцатилетней девушкой, такой прелестной, мужественной, отважной и самоотверженной, какою ее представлял в своем рассказе капитан Нарцисс Жордас, и мне трудно было признать ее в милой старушке, хозяйке этого дома, такой изящной и прелестной, но уже вовсе не похожей на ту шестнадцатилетнюю девушку, какую я представлял себе.

— Ну, да, — продолжал капитан, — это случилось само собой, если можно так выразиться. Вы понимаете, конечно, что по возвращении сюда нам пришлось сейчас же подумать о том, чем жить и как зарабатывать деньги, потому что вернулись мы, что называется, совершенно без гроша, в том только, что было у нас на плечах. Негодяи отняли у отца его кожаный пояс, в

котором оставалось еще несколько десятков луидоров; у меня же не было ровно ничего, точно так же, как и у всех остальных. Поэтому по прибытии в Сант-Эногат мы устроили в нашем маленьком домике, который представлял теперь собой все наше имущество, Клерсину и детей покойного командира Жана Корбиака, и как только отец мой достаточно оправился, поступили с ним на службу в купеческий флот. Как вам известно, всякий моряк может устроиться таким образом, чтобы часть его содержания поступала во время его отсутствия в плавании в распоряжение его семьи и вообще тех, кому он пожелает оставить доверенность. Пользуясь этим, мы с отцом, понятно, предоставили свое содержание в распоряжение Клерсины и ее питомцев. Каждые полтора или два года мы возвращались из наших дальних плаваний, чтобы отдохнуть недельку-другую подле них, и затем снова уходили в море. Во время одного из таких плаваний отец мой заболел злокачественной лихорадкой в тот самый день, когда мы уходили из Пуэрто-Рико, и, проболев недолго, умер в море. Там его и погребли, как он всегда желал, уверяя, что для доброго моряка позорно и обидно отдавать свое тело земле, а не родной стихии. Я состоял при нем в качестве старшего офицера и помощника на небольшом трехмачтовом судне водоизмещением в двести тонн, принадлежавшем братьям Аллез, крупным коммерсантам города Манта. Отец оставил мне свой кожаный пояс, опять уже туго набитый червонцами, свое родительское благословение и наказал тотчас по возвращении в Сант-Эногат жениться на Розетте.

По возвращении домой я не застал уже Клерсины в живых, а Флоримон был отправлен в морское училище. С замиранием сердца передал я Розетте последнюю волю моего отца. Каково же было мое удивление, когда эта милая девушка сказала мне, что эта мысль была искренним желанием и ее покойного отца, которую она с удовольствием готова исполнить.

Много лет прошло с тех пор. Флоримон в чине лейтенанта военного флота был убит при осаде Одессы, о Белюше и шевалье де ла Коломбе я не имею никаких известий, и теперь мирно доживаю свой век со своей дорогой старушкой, которую люблю так, как и несколько десятков лет тому назад!

Так закончил свое повествование капитан Жордас.

Мы поднялись и пошли к обеденному столу, где нас нетерпеливо ожидала жена моего собеседника, дочь Жана Корбиака, знаменитого Капитана Трафальгара.