Капитан Ульдемир. Властелин
Шрифт:
– Они хорошие люди. Добрые. Правдивые. Честные.
– Я не привык оценивать людей в первую очередь по этим качествам. Но мне их тоже жаль. И если бы у меня был хоть десяток настоящих солдат, я загнал бы этих людей в трюмы, даже не спрашивая их согласия. И потом они были бы мне благодарны. Но у меня нет солдат… У меня – дети. Здесь все – дети. Планета детей. Первый раз в жизни мой опыт солдата не может помочь мне, и я не знаю, что делать…
– У нас говорили: молись, и Господь вразумит.
– Это не для меня…
Уве-Йорген перевернулся на спину и стал глядеть в синее
– Катер!
Он покосился на Анну: девушка хлопотала у костра, но, услышав это слово, бросила все и побежала. Глаза ее яростно блестели.
– Ну пусть он только здесь покажется! Пусть только покажется! Ему будет плохо! Очень, очень плохо!
Уве-Йорген усмехнулся.
– Наверное, он не мог раньше, Анна…
– Я сейчас скажу, что не хочу его больше видеть!
Рыцарь вгляделся.
– Нет, это не он, Анна. Это большой катер – Георгий и Питек.
Девушка молча опустила руки, повернулась и медленно отошла к костру.
– Не хотел бы я, – сказал Уве-Йорген, – в ближайшем будущем оказаться на месте капитана.
Иеромонах помотал бородой.
– Ты не прав, Рыцарь. Им надо повздорить и помириться, чтобы они более не боялись дотронуться друг до друга.
– Много ты понимаешь, монах…
– Монахи как раз больше понимают. Размышляют больше.
Они смотрели на снижающийся катер.
– Георгий за пультом, – сказал Уве-Йорген. – Его почерк.
– Хоть бы все благополучно… – пробормотал монах.
Катер завис и медленно опустился, легко коснувшись грунта.
– Питек остался следить, ждать Шувалова. Я задержался, чтобы сделать хоть какую-то съемку местности. Теперь карта у нас есть. Новостей мало. Капитан тут? Жаль, что его нет… Главных новостей две. Питек был в доме Хранителей. В доме – электричество и электроника. Источник питания неизвестен.
– Та-ак… – пробормотал Рыцарь.
– И второе: в стране мобилизация.
– Ага!
– Я побывал еще в двух городах; собирают людей и раздают оружие.
– Арбалеты?
– Нет, Уве-Йорген. Я не знаю, с чем это можно сравнить…
Он огляделся, и взгляд его упал на лежавший рядом с Уве-Йоргеном автомат.
– Вот, пожалуй, похожий предмет. Что это?
Рыцарь медленно усмехнулся.
– Если бы в тот раз, когда вас было триста против целого войска, у вас оказались такие вот штуки, вы, пожалуй, уговорили бы их не лезть в Фермопилы.
– Может быть, – сказал Георгий. Он осторожно взял автомат, оглядел его. – Но тогда, в Фермопилах, нас было все-таки триста.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что сейчас нас тут самое большее пятеро – с капитаном.
– Ничего, – сказал Уве-Йорген. – Зато мы умеем драться. Так что игра будет на равных. Тем интереснее жить!
– Я уже давно умер, – сказал спартиот. – Но хочется, чтобы они, вот эти, все-таки выжили.
Дверь отворилась и затворилась в двенадцатый раз, и это означало, что пришел последний из тех, кого ждали, последний из Хранителей. Но начали не сразу. Старший из Хранителей Уровня глубоко задумался, и прошло несколько
– Мы переживаем тяжелое время, – сказал он негромко. – Нам известно, что нет пути правильнее того, которым мы следуем; но, может быть, в расчетах была ошибка? Может быть, зрелость нашего общества, время перехода его на более высокую ступень наступило раньше, чем предполагалось, наступило, когда мы еще не готовы к переходу? В лес уходит больше людей, чем предполагалось. Если до сих пор мы не препятствовали их уходу, зная, что уходят наиболее инициативные, самые способные, – иными словами, те, кто в первую очередь начнет реализовать новый Уровень, когда придет его пора, когда мы сможем дать нужную для него энергию, – то теперь мы вынуждены всерьез задуматься над необходимостью приостановить миграцию: мы можем не успеть, и последствия будут катастрофическими. Все, что было сделано за столетия, окажется напрасным. Я призвал граждан под ружье. Я не вижу иного выхода.
Он умолк. Никто не торопился продолжать. Хранители избегали смотреть друг на друга. Хранитель Времени закашлялся; все терпеливо ждали, пока он справится с дыханием. Потом он заговорил:
– То, что происходит, – естественно. Не забудьте: все мы – первое поколение; и те, кто умер, и те, кто жив, и те, кто еще не явился на свет. Первое поколение. Мы не выродились. Не устали. В наших жилах – свежая кровь Земли. Память жива в нас. Да, мы можем существовать лишь благодаря Уровню, но внутренне каждый житель планеты – против него. Пусть бессознательно. Наш творческий потенциал велик. Сколько можно искусственно удерживать его на месте? Взрыв неизбежен. А в таких случаях – и я знаю это лучше всех остальных, недаром моя область – прошлое, – в таких случаях гибнет не только то, чем можно пожертвовать. Гибнет многое. Гибнет все. Не слишком ли далеко зашли мы в охране Уровня?
– Нет, – не согласился старший. – Вы знаете, на чем основан Уровень. И знаете, что, пока нет сигнала, мы не должны предпринимать ничего. До сих пор мы строго следовали программе. И не погибли; напротив. Я не вижу другого пути и для будущего.
Они снова помолчали. Хранитель Сосуда сказал:
– Прислушайтесь.
Они прислушались. Ветерок едва слышно шелестел тяжелыми белыми гардинами, струйка фонтана во внутреннем дворе с мягким, прерывистым плеском спадала в бассейн, где-то радостно смеялись дети.
– Прекрасно, не правда ли? – сказал Хранитель Сосуда.
– Это прекрасно, – согласился Старший Хранитель, и остальные кивнули.
– Мы умеем ценить прекрасное, – снова заговорил Хранитель Времени. – Но если граждане встают под ружье… Помните ли вы первый критический период? Первый разрушенный город? Первую кровь, пролитую на нашей планете?
– Мы помним нашу историю, – сказал Хранитель Сосуда.
– Видимо, тогда нельзя было иначе, – проговорил Хранитель Природы. – То была первая серьезная попытка отойти от программы. Нарушить Уровень. Отвергнуть расчеты. Кто из нас отказался бы от жизни на уровне Земли? Но это невозможно и сегодня, что же говорить о тех временах?