Капитан
Шрифт:
Быстро добравшись до улицы Барре, Кончини остановился перед особнячком. Маршала д'Анкра била дрожь.
– Куда мы повезем эту девицу? – спросил Ринальдо.
– В мой дом в Рейи, – ответил Кончини. – Послушай, Ринальдо, мне придется вернуться к себе в особняк, завтра ожидаются всякие события… к тому же именно я должен сообщить королю об аресте герцога. Я поручаю тебе вместе с Монревалем отвезти девушку в Рейи. Про этот мой дом не знает никто, даже Леонора… Там ты будешь хорошо охранять пленницу, мой славный
– Вы забыли, монсеньор, что Нам предстоит арестовать еще одного человека: этого чертова Капестана, – напомнил Ринальдо. – Клянусь, монсеньор, что если вы не позволите мне схватить за глотку этого негодяя, я покину службу.
– Успокойся, Ринальдо, – улыбнулся маршал. – Завтра я пришлю тебе кого-нибудь на смену, и ты сможешь вплотную заняться Капестаном; не сомневайся, он никуда не денется… Однако пора нам войти в дом. Дверь надо открыть без шума.
– Дело мастера боится, монсеньор, – осклабился Ринальдо. – Эту дверь отворить нетрудно…
– Если она… что? – полюбопытствовал Кончини.
– Если она уже отперта! – закончил фразу Ринальдо. – Поглядите сами!
Кончини ринулся внутрь, за ним – Ринальдо и все остальные. Взбежав по лестнице, маршал распахнул двери и оказался в зале, освещенном факелами. Кончини схватил один из них и помчался дальше. Он метался по комнатам, обшарил все закоулки вверху и внизу… Никого! Дом был пуст!
– Пташка улетела! – ухмыльнулся Ринальдо.
Не проронив ни слова, Кончини вернулся на улицу; в сопровождении не отстававшего от него Ринальдо маршал добежал до Плас-о-Во, вскочил на своего коня и вонзил ему шпоры в бока.
– Лувиньяк! – прокричал Ринальдо, тоже пуская свою лошадь в галоп, – приведешь наших людей в особняк монсеньора!
Не прошло и четверти часа, как всадники спешились перед резиденцией маршала. Когда они входили в ворота, слева от которых располагалось караульное помещение, двое только что спустившихся с крыльца мужчин пересекали парадный двор. При виде Кончини они застыли на месте, но отступать было поздно. Он уже заметил их и без сомнения узнал: лицо маршала приняло любезное выражение, он сделал приветственный жест рукой и воскликнул с хорошо разыгранным изумлением:
– Господин де Брэн! Господин де Люкс! Меня осчастливили своим посещением двое самых преданных дворян Ее Величества королевы-матери! Чем обязан такой чести?
– Монсеньор, – ответил де Люкс, – мы только что вручили вашей супруге послание, доверенное нам Ее Величеством королевой-матерью.
– Очень кстати, – обрадовался Кончини. – Мне тоже нужно передать королеве важное сообщение. Я надеюсь, вы не откажетесь захватить его с собой в Лувр?
– Мы с радостью выполним ваше поручение, – заверил его де Брэн.
– Вам придется чуточку подождать, пока я напишу три строчки, – любезно улыбнулся Кончини.
С этими словами он открыл дверь
Оставшийся снаружи Кончини приблизился к Ринальдо.
– А ты побудь здесь, – распорядился маршал. – Убивай каждого, кто попытается пройти.
После чего Кончини кинулся во дворец, промчался по потайному ходу, которым до сих пор пользовалась в основном Леонора, и пинком распахнул дверь ее комнаты в тот самый миг, когда достойная супруга маршала вплывала в противоположную дверь. Выхватив кинжал, Кончини подскочил к Леоноре и свободной рукой вцепился в плечо жены.
– Только не лгать! – прорычал маршал. – Ты сговорилась с королевой и выкрала Жизель! Люкс и Брэн уже во всем признались. Отвечай, куда ты дела дочь герцога?
– Как ты меня огорчаешь! – воскликнула Леонора.
– Отвечай! – рычал Кончини не помня себя от ярости. – Ты что, не видишь – сейчас я тебя убью!
Он занес кинжал.
Леонора страдала невыносимо: обожаемый супруг жестоко оскорбил ее любовь, впервые открыто признавшись в своей страсти к другой женщине.
– О! mio amore! – простонала Галигаи. Кончини скрипнул зубами и гневным тоном заявил:
– Ты заслуживаешь смерти, Леонора! Ты сама этого добилась. Так вот же!..
Галигаи перехватила руку мужа, занесенную для удара.
– Выслушай мои слова, Кончино. Если ты убьешь меня, свою тайну я унесу с собой в могилу, понял? После моей смерти ты можешь разобрать Париж по камешку – но не найдешь ее. Погибну я – погибнет она!
Кончини отшвырнул кинжал. Сотрясаясь от рыданий, он бросился на колени. Леонора с состраданием смотрела на мужа; в ее взгляде презрение мешалось с почти материнской жалостью.
– Леонора, – всхлипывал Кончини, – я покончу с собой, если ты не поклянешься сохранить этой девушке жизнь.
– Успокойся, – произнесла Галигаи. – Если бы я хотела убить ее, она уже давно была бы мертва. Жизель будет жить и даже выйдет на свободу, как только перестанет мешать осуществлению наших планов.
– Да, ты права, – судорожно вздохнул маршал. – И как же я смогу убедиться, что она жива?
– Я отведу тебя к ней, – пообещала Леонора.
Кончини вскочил на ноги и заключил жену в объятия; пьяный от счастья, он клялся, что любит ее и только ее; Леонора принимала все – и бурные ласки, и заверения в вечной верности; наконец, одарив на прощание супругу пылким поцелуем, маршал стремительно удалился.