Капкан для скифа
Шрифт:
— Я, да как-то… м-м-м… у меня компаньон, — промямлил тот, явно стесняясь. — Скорее всего, надо бы с ним поговорить…
— Смелее, смелее, сначала мы с тобой определимся, а потом уже высвистаем твоего компаньона, — подбодрил его Серега.
— Ну, хотел бы долларов… В долларах говорить? Да?
— Говори хоть в долларах, хоть в тугриках, хоть в рублях, хоть во франках. Мы уж как-нибудь пересчитать сумеем. Калькулятор всегда со мной. — Рембо кивнул и дружелюбно улыбнулся, а про себя подумал: «Ну, говнюк, ну, ученый, ну, недоделок! Как это здесь не нашлось еще никого,
— Хотелось бы долларов по двенадцать за квадрат, — робко пискнул недоделанный говнюк и ученый по совместительству.
Серега картинно изменился в лице, даже голос осип:
— Да ты что? Это же грабеж. Мы же говорили по-другому. Ты что, не понимаешь — я же оптом буду брать шесть тысяч квадратных метров. Это же ого-го-го-го-го. И все за спасибо? Да? Мне же тоже надо копеечку поднять, ты пойми, — он начал резко снижать тон и в конце сказал уже совсем тихим и проникновенным голосом:
— Карлович, давай по девять, и по рукам, а? — и опять мило улыбнулся.
Сжавшийся еще при начале тирады хозяин плитки чуть расслабился и пропищал:
— Нет, Петрович, по девять точно не будет. Компаньон рогами упрется. Давай я ему позвоню, и обсудим все втроем?
— Звони, — махнул рукой Савельев.
Конрад Карлович вздохнул с облегчением, достал мобильный телефон и, набрав номер, приложил коробочку к уху:
— Алло. Марк Ариевич? Это я, здравствуйте. Нет, вы ошибаетесь. Съездил я как раз не зря, — с горькой иронией взглянул на Сергея, — да, да. Даже привез. На всю партию. Мы сейчас на складе. Да, реальный. Вот рядом стоит. Я б тоже не поверил. Приезжайте. Ждем.
— Едет?
— Да, — Михельсон спрятал телефон в кожаный чехол, прикрепленный к поясу, и обернулся к Рембо: — Будет через двадцать минут. Понимаете, Сергей Петрович, — он почему-то опять перешел на «вы»: — Я как я, а Марк Ариевич человек прижимистый. Думаю, меньше, чем по одиннадцать пятьдесят, не отдаст. К тому же доли наши, увы, не равны. Он старший концессионер — его семьдесят пять процентов, моих только двадцать пять.
Серегу при этой информации осенила гениальная мысль. Он быстро прикинул цифры в уме и, взяв своего оппонента под локоток, вкрадчиво сказал:
— Конрад Карлович, я вижу, вы человек благородный и честный, но небогатый.
Тот в ответ закивал с излишней горячностью:
— Сами знаете, как сейчас живется научным работникам…
— Вот именно…
— Вы же понимаете, я бы никогда не полез в дела с этой плиткой чертовой, если бы не ситуация в стране в целом. Если б хоть как-то на наше бедственное положение государство обращало внимание, — начал проникновенно оправдываться кандидат наук.
— Конечно, конечно. Вот как раз об этом я и хотел с вами поговорить. Давайте поступим следующим образом, — продолжил Сергей елейным голосом, — вы сделаете так, что Марк Ариевич уступит в цене до десяти долларов, а я забуду про нашу с вами маленькую проблему? А? Как вам такой вариант?
— Как так? — не понял сразу «благородный и честный».
— Вы его уговорите на эту цену, а «Мерседес» я починю из получившейся у меня прибыли. И всем будет хорошо. Соглашайтесь. Вы же умный человек, Конрад Карлович. К тому же, с техническим складом ума. Прикиньте цифры, — Серега говорил чуть ли не шепотом, склоняясь к самому уху Михельсона.
Глаза Конрада Карловича стали осмысленными. Он замер. До него дошла «гениальность» предложения Савельева.
Серега отошел, закурил и отвернулся — бороться с совестью лучше без свидетелей. Это хорошо известная аксиома. Когда человек начинает размышлять о том, что лучше остаться без штанов или подвинуть мораль, почему-то практически всегда он склоняется ко второму варианту:
— Хорошо, я попробую его уговорить, — через несколько минут раздался слегка подрагивающий голос Михельсона, — но я не обещаю…
Серега обернулся. Глаза Конрада Карловича бегали:
— Гарантировать я не могу…
— Ну, вы уж постарайтесь, — с плотоядной улыбкой подбодрил его Рембо, — у вас получится.
— Приложу все усилия, — нашел обтекаемую формулировку незадачливый кандидат наук и, сняв очки, смело взглянул подслеповатыми глазами в лицо коммерсанту.
Когда прибыл ожидаемый компаньон Михельсона — Марк Ариевич, Серега с первого взгляда понял, что торги будут тяжелыми. И не ошибся.
Маленький, вертлявый, черноволосый мужичонка с усами и бородой, на вид лет около сорока, торговался профессионально. Молол всякую чушь, пытливо глядел в глаза собеседнику, совершал всеми частями тела аллегорические телодвижения, сыпал заверениями в вечной дружбе, тесных деловых контактах на будущее и других перспективах, но ниже одиннадцати долларов упорно не уступал. Серега делал, примерно, все то же самое, слегка разбавляя деликатный разговор «базарными» репликами по «понятиям» и подтверждая свои аргументы четырьмя оттопыренными пальцами на обеих руках, которыми выводил замысловатые фигуры перед самым лицом оппонента.
Конрад Карлович стоял чуть в стороне, время от времени тщетно пытаясь поучаствовать в беседе. Его робкие замечания тонули в мерном рокоте двух голосов, звучащих в ритме асинхронного двигателя. Через какое-то время, осознав свою неспособность участвовать в разговоре на равных, Конрад Карлович не очень вежливо взял под руку своего коллегу и, извинившись перед Сергеем, утащил вглубь бокса. Там, за штабелями объекта торгов, он энергично зашептал что-то компаньону, размахивая руками.
До прекрасного слуха Рембо долетели обрывки фраз: «Какого… живые деньги… лучший вариант. Ариевич, не морочьте голову!» Серега усмехнулся после этой реплики: «Дело будет».
Через пару минут раздосадованный Марк Ариевич протянул Сереге руку:
— Все. Десять долларов тридцать центов. Последняя цена. Ниже не будет. И только стопроцентная предоплата, молодой человек. Безнал, естественно.
Серега пожал руку, не раздумывая: «Блин, надо было меньше пальцами размахивать. Теперь уламывать на оплату в рассрочку бесполезно. Ну и Бог с ним, и так хорошо — от добра добра не ищут», а вслух произнес:
— По рукам. Подписываем договор и обмываем? Или, наоборот, обмываем, а потом подписываем? А? Вы как?