Капля яда. Бескрайнее зло. Смерть на склоне (сборник)
Шрифт:
Гибсона окутала ледяная пелена – он ничего не различал за окнами, а также в салоне автобуса, который ехал по улицам города и вез обреченных пассажиров. Если бы Кеннет мог что-нибудь сделать для Розмари или другой живой души, он бы остался. Но все предопределено, и помощь, и даже любовь – всего лишь иллюзия.
Он поднялся с такой невыносимой болью в душе, что почти ослеп, и направился к двери. А когда выходил из автобуса, ему снова показалось, что его окликнули.
Ангелы? Даже если ему предстоит обречь себя на вечное проклятие,
И еще: долг… надо сдержать обещание, которое он дал Этель… Сделать на рынке покупки. И когда все будет исполнено – какое наслаждение! – придет конец всем его долгам.
Гибсон вошел на рынок, взял тележку и толкнул в торговый зал. Выбрал латук, взял какао, нарезанный тонкими ломтиками белый хлеб, сыр (любимый сорт Этель), а для Розмари – чай (он может ее успокоить). Он стоял у кассы совершенно потерянный, пока девушка, нажимая на кнопки, пробивала товар. Затем взял большой коричневый пакет и прошел два квартала на восток и еще один на запад.
Розы в глубине сада больше не цвели. Старая миссис Пайн сидела в инвалидном кресле на веранде Таунсенда и весело помахала ему рукой. Гибсон подошел к ней неверным шагом. Он мог бы задать ей вопросы. Спросить про Пола и что говорит церковь о браках и разведенных. Но зачем? Он не собирался разводиться с Розмари и оставаться еще бог знает сколько лет в друзьях с ней и ее мужем. Ему не нужна такая лазейка в жизнь. Он притворится, что совершает поступок ради Розмари.
– Здравствуйте, – произнес он едва слышно.
– Боже! Вам не тяжело? – Старая дама подалась вперед.
– Не очень, – ответил Гибсон. А сам подумал, что его пакет с продуктами и смертью в самом деле очень тяжел. Он притворно улыбнулся. – Как поживаете, миссис Пайн?
– Хорошо, – ответила она. – Какой чудесный день! – Ее голос обрел удивительную, почти проникновенную силу. – Как замечательно, что можно вот так сидеть на солнце!
– Да… конечно, – пробормотал Гибсон.
Когда он шел по сдвоенной подъездной аллее, его окликнул Пол Таунсенд:
– Привет! Как дела? – Но он сделал вид, что не слышал.
«Замечательно сидеть на солнце? Еще бы!» Гибсон открыл дверь, начиная понимать, что, возможно, не сумеет сделать то, что задумал. И следовательно, в помрачении из-за своей жестокой депрессии в очередной раз выставит себя на посмешище. Он не совершит самоубийства, а отпустит жену, станет навеки другом Розмари и ее нового мужа. Прохромает по жизни до своего естественного конца и все стерпит. Ему не судьба умереть сегодня! А ее не изменишь. Тогда что же это за судьба, если от нее можно увильнуть? Он обречен жить маленьким, аккуратным, ранимым человечком, каким был рожден. Все потому, что так замечательно сидеть на солнце!
Гибсон почувствовал, что его охватывает истерика. Нет, он сделает, как решил! Мгновенная решимость – это все, что требуется! Он же сумеет поднести руку ко рту. Бездумный жест и больше ничего.
Но еще требуется время, чтобы написать письмо. Нет, нет, его решимость быстро уходит. Но разве приговоренный Богом не вправе попросить о небольшом снисхождении дьявола? Тогда скорее! Или придется пережить трагикомедию и с горечью следить за собой со стороны.
Гибсон оказался на кухне. В нем больше не было мужества, и теперь он его даже не хотел.
Поставив большой коричневый пакет на стол, он достал из него лук, сыр, хлеб, коробку с чаем и с самого дна тяжелую банку какао. На очереди смертельная бутылка.
Надо делать все сейчас!
Большой пакет был пуст.
Надо делать очень быстро.
Рука ничего не нащупала.
Его смерть будет загадкой. Смерть всегда загадка. Где же бутылка?
Он точно поместил маленький бумажный зеленый пакет с бутылочкой в тележку, и кассир должна была его положить вместе с другими покупками. Но она этого не сделала. Бутылочки не было!
Где же она? Быстрый смертельный яд, который он решился украсть, исчез.
Гибсон обшарил карманы пиджака. Пусто!
Неужели он все вообразил? Нет, очень ясно помнил, как выливал оливковое масло в раковину – так во сне не бывает. Потерял? Но теперь отрава в бутылке с этикеткой «Оливковое масло». И никто не заподозрит, что внутри яд! Бесцветная, не имеющая запаха жидкость…
Что он натворил? Какую роковую совершил ошибку? Где оставил бутылку с ядом? В каком общественном месте, где ходят ни в чем не повинные люди?
От потрясения Гибсон чуть не упал. Кровь шумела в ушах, протестуя – нет! Нет! Нет!
Это конец Кеннета Гибсона, уважения к себе самому. Кто-то другой пригубит яд и умрет, если он не сумеет этого предотвратить. Молния опрокинула все его планы. Гибсон подошел к телефону и набрал номер.
– Полиция? – Он не узнал свой голос. Остатки былой решимости еще позволяли держаться на ногах. Соберись! Теперь не шутки. Он словно заболел.
Открылась входная дверь коттеджа – на пороге стояла его жена Розмари.
– Я вернулась, Кеннет, – решительно заявила она, – потому что мне надо с вами поговорить.
– Я не могу!
Ее лицо изменилось.
– Кеннет, в чем дело?
Он поднял руку, призывая молчать. Все мысли исчезли, кроме одной.
– Полиция? Говорит Кеннет Гибсон. Я потерял бутылку со смертельно опасным ядом. – Он говорил очень ясно, с нажимом. – На бутылке этикетка «Оливковое масло». Имеет пирамидальную форму примерно пяти дюймов высотой, лежит в зеленом бумажном пакете. Никто не поймет, что в бутылке яд. Можете что-то предпринять? Найти? Как-то предупредить об опасности?