Карамболь
Шрифт:
Когда Вероник, добросовестно выполнив свой долг, удалилась вместе с Куинси (Рейнхарт всегда считал это имя мужским), господа сотрудники уголовной полиции уселись перед камином и принялись обсуждать серьезные вещи за рюмкой коньяку.
В половине одиннадцатого Рейнхарт начал ощущать разницу во времени. Блумгорд засмеялся и снова дружески хлопнул его по спине. Усадил его в такси и отправил обратно на Манхэттен.
За исключением того, что курить приходилось на террасе, Рейнхарт счел, что вечер прошел вполне сносно.
Он, вероятно, уснул бы прямо в такси, если бы шофером не оказался огромный
Поднявшись в номер, он позвонил Уиннифред и узнал, что в Европе сейчас без четверти шесть утра. Потом разделся, залез в постель и уснул.
25
Ты слепой или просто дурак? (англ.)
До сочельника оставалось пять дней.
В субботу утром все тот же лейтенант Блумгорд лично отвез его в Бруклин. Они свернули с 5-й авеню после Сансет-парка и припарковались на 44-й улице, чуть-чуть не доезжая до интересовавшего их дома, который находился на углу 6-й авеню. Убогий дом из грязно-коричневого кирпича с тремя низкими этажами и темными окнами, ничуть не отличающийся от остальных построек района. Небольшая лестница перед входом, на тротуаре — несколько несвежих мешков с мусором.
Латиноамериканцы и ортодоксальные евреи, пояснил Блумгорд. И поляки. Самые обычные типажи здешних мест, впрочем, евреи живут чуть подальше, вокруг 10-й и 11-й улиц.
Они немного посидели в машине, и Рейнхарт попытался вновь подчеркнуть, насколько деликатным должен быть их первый визит. Чертовски деликатным. Блумгорд уловил намек.
— Я останусь в машине, — сказал он. — Лучше иди один, а то мне очень трудно держать язык за зубами.
Рейнхарт кивнул и вылез из машины. Бросил взгляд на парк: открытое наклонное поросшее травой поле с низкими серо-белыми спортивными сооружениями в центре, похожими на бассейн. По словам Блумгорда, туристам здесь делать нечего. Приличным людям тоже. По крайней мере, ночью. С наступлением темноты Сансет-парк, согласно народной молве, менял имя с «Закатного парка» [26] на «Забойный» — Гансхот-парк.
26
От англ, «sunset» — закат.
Сейчас парк выглядел очень мирно. По асфальтированной дорожке с усилием поднимался вверх любитель бега трусцой, на скамейке сидели два явно безработных господина в вязаных шапочках и передавали друг другу бутылку в бумажном пакете. Две полные женщины катили детскую коляску и разговаривали, активно жестикулируя. Одно из голых деревьев вдоль улицы было увешано обувью — мотив, который помнился Рейнхарту по полученной когда-то открытке. Неясно, от кого.
Воздух был холодным.
Он прошел мимо трех домов и четырех машин — больших, слегка проржавевших колымаг — и оказался перед номером 602. Цифры означали расположение: второй дом между 6-й и 7-й авеню, это он разузнал заранее. Он поднялся на восемь ступенек и позвонил. Залаяла собака.
«Деликатно, — подумал он снова. — Чертовски деликатно».
Дверь открыл мальчик младшего подросткового возраста, в очках и с торчащими наружу зубами. В руке он держал бутерброд с шоколадным кремом.
— Мне нужна миссис Понтшак, — сказал Рейнхарт.
Мальчик покричал внутрь дома, и через некоторое время по лестнице, пыхтя, спустилась полная женщина и поздоровалась.
— Это я, — сказала она. — Я Элизабет Понтшак. В чем состоит ваше дело?
Рейнхарт объяснил, кто он, и его пригласили на кухню. Гостиная была оккупирована мальчиком и телевизором. Они уселись за узкий пятнистый пластиковый стол, и Рейнхарт принялся излагать свое дело таким образом, как задумал. По-английски, сам не зная почему.
Ему потребовалось несколько минут, и все это время женщина поглаживала желтовато-серого кота, который скакал у нее на коленях. Собака, очевидно, обитала у соседей, и Рейнхарт периодически слышал, как она на что-то воет или гавкает.
— Я вас не понимаю, — сказала женщина, когда он закончил. — С чего ему вдруг меня разыскивать? Мы не общались пятнадцать лет. Сожалею, но ничем не могу вам помочь.
Ее английский был хуже его собственного, отметил Рейнхарт. С мистером Понтшаком, если таковой по-прежнему имелся поблизости, она, вероятно, разговаривала по-польски. Сейчас его, во всяком случае, дома не наблюдалось.
«Ага, — подумал Рейнхарт. — Ну, вот и все».
Он, со своей стороны, говорил неправду. А она?
Определить этого он не мог. Он внимательно следил за ее реакцией, но не заметил никаких признаков того, что она что-то скрывает или подозревает.
Если бы она не была такой флегматичной, с раздражением рассуждал он. Толстым и вялым людям не составляет труда что-либо скрыть. Он уже подметил это раньше. Достаточно просто сидеть, уставившись в пустоту, что они обычно и проделывают.
Оказавшись на улице, он понял, что такое обобщение несправедливо. Несправедливо и недопустимо. Но, черт возьми, он ведь привез с собой через Атлантику одну-единственную козырную карту. Жалкую козырную карту, он разыграл ее и ничего не приобрел.
Рейнхарт побрел обратно к ожидавшему в машине Блумгорду.
— Ну, как дела? — спросил тот.
— Никак, — ответил Рейнхарт. — К сожалению.
Он опустился на пассажирское место.
— Не могли бы мы куда-нибудь поехать выпить кофе? С кофеином.
— Конечно, — откликнулся Блумгорд, заводя машину. — План Б?
— План Б, — вздохнул Рейнхарт. — Четыре дня, как договаривались, потом просто плюем. Я возьму на себя столько времени, сколько смогу. Ты точно можешь выделить мне людей?