Карамельные сны
Шрифт:
— Ладно, — вздохнула Марина. — Но только, когда они все сюда понаедут и начнут меня терзать, ты будешь рядом.
— Разумеется. Теперь я буду рядом всегда.
После завтрака в тети-Милином вкусе (после которого всегда страшно подумать, что на свете существуют еще обед и ужин) Марина с выражением героической решимости на лице набрала ненавистный ей милицейский номер.
И следующие часа три мы с клиенткой провели в аду перекрестных допросов и подозрительных взглядов. Причем меня, как персону, не имеющую отношения к убийству (дело, конечно же, происходило
— Я не буду отвечать на ваши вопросы без своего адвоката! — кричала она, сжимая мою руку. (Пожатие ее оказалось на удивление крепким и жестким.) — Или нет, я вообще не буду ничего рассказывать! Имею, между прочим, такое право — не свидетельствовать против самой себя! Так что встретимся в суде, и ни минутой раньше, понятно?
— Дорогая Марина Георгиевна, а ведь я легко могу вас арестовать как подозреваемую, — медовым голосом уговаривал Гонопольскую ужасно противный следователь в мятой рубашке. — Ведь нигде и никем не доказано, что это не вы стреляли в своего любовника!
— Арестуйте! — скалила на него зубы моя клиентка. — И если вы это сделаете, то не услышите от меня ни одного слова до самого суда, а пресса поднимет такой скандал, после которого вам вряд ли удастся удержаться на рабочем месте!
— Ну почему же, Марина Георгиевна, милая…
— Да потому, что даже самый тупой журналист в сто раз дотошнее самого умного следователя! — язвила Гонопольская. — И он, представьте себе, легко догадается, что одновременно находиться в комнате с любовником и стрелять в него с расстояния в несколько десятков метров — невозможно!
Пока они препирались, я разглядывала более чем скромную обстановку квартиры потерпевшего. Труп потерпевшего уже увезли, и о том, что совсем недавно в этой комнате произошло убийство, почти ничего не говорило, за исключением скомканной окровавленной простыни, которую не успели убрать с кровати.
Да еще разбитое окно.
Я подошла к нему. Стекло все в паутинках трещин — на внешней стороне, а по центру — входное отверстие с неровными краями, диаметром около пяти сантиметров. Я прикинула на глаз — отверстие приходится примерно на уровень грудной клетки или головы сидящего на кровати человека.
— Пулю нашли? — спросила я у следователя.
— Нет пока. Но сто шансов из ста, что судмедэксперт извлечет ее из тела убитого, — машинально ответил он, не повернув в мою сторону головы.
Я кивнула. Итак, похоже, стреляли из пневматического оружия. Убийца находился в жилом доме напротив — в квартире или на крыше, думала я. Именно из пневматики, потому что выстрел из огнестрельного оружия прошил бы оконное стекло не так деликатно — оно дождем осыпалось бы на подоконник. Современные же пневматические ружья, снабженные баллончиком со сжатым воздухом, позволяют стрелять с достаточно большого расстояния.
Я взглянула на следователя в мятой рубашке с сожалением. Для него нет ничего хуже, чем убийца с пневматическим оружием — ведь, в отличие от нарезного, такое ружье или винтовка не оставляет
— А соседний дом осмотрели? — снова спросила я, разглядывая сквозь сетку трещин ничем не примечательную пятиэтажку напротив.
Нет никакого сомнения, что убийца прятался там. Окна квартиры шофера Гонопольского расположены ровнехонько напротив окон этого дома. Другого места для прицельной стрельбы просто не могло быть.
— Осмотрели, — все так же машинально ответил мне следователь. — И обнаружили на чердаке снайперскую винтовку с оптическим прицелом иностранного производства. Очень дорогая штучка, стоит никак не меньше двадцати «кусков», не наших, конечно, а империалистических. Очень редкая модель. Чтобы уметь обращаться с такой винтовкой, нужны определенные навыки… Но позвольте! — наконец спохватился он и уставился на меня, как какой-то особенно непонятливый баран на какие-то потрясающе новые ворота. — Но позвольте! А с какой стати вы устраиваете мне этот допрос, хотел бы я знать?!
— Да просто спросила.
— «Просто спросила»? Ну, знаете ли, это уже черт знает что. Это нарушает всякие границы! Вы же не имеете к делу никакого отношения! Выйдите из комнаты… нет! Вообще покиньте квартиру!
— Женя уйдет отсюда только со мной! — с видимым наслаждением сообщила следователю Марина Гонопольская.
— Это еще почему?
— Потому что она — мой телохранитель. Телохранитель не покидает своего клиента!
Следователь выругался и отвернулся.
Поверх его головы Марина взглянула на меня победоносно. Я не понимала, чему она так радуется, — в конце концов, бедняга просто выполняет свою работу. Марина же разговаривала и вообще обращалась с ним так, словно он был ее личным врагом, и в этой своей ненависти даже переигрывала.
— Господин Курочкин, мы уходим отсюда, — сказала она, снова беря меня за руку. — Вы достаточно промучили нас, а я деловая женщина и не могу позволить себе терять по три часа в день на пустые разговоры.
— Нет, вы останетесь! Я еще не закончил!
— Нет, мы уходим. И если не хотите скандала — а я могу поднять его в два счета! — вы отойдете в сторону и освободите нам проход. Далее попрошу вас обращаться к моим адвокатам. Я не хочу вас больше видеть!
Задрав подбородок, Марина схватила меня за руку и пошла к двери.
— У тебя есть на чем доехать? — спросила Марина, сбегая по ступенькам подъезда.
— Куда?
— Ко мне! Я безлошадная — меня вчера Стас привез. На чем ты обычно ездишь?
— На «Фольксвагене». Он на стоянке.
— Чудненько! Побежали на стоянку!
Уж не знаю, что ее так торопило — наверное, вполне объяснимое желание как можно быстрее покинуть комнату, в которой она пережила столько неприятных минут. Но мы действительно побежали и, достигнув стоянки, нырнули в машину.
— Куда ехать? — спросила я, выводя «Фольксваген» на главную дорогу.