Караул устал
Шрифт:
После чего замолчал.
Сверху стали кричать, спрашивать, что и как.
Я не отвечал, не рассеивал внимание. Спускался.
Ступени сухие, шершавые, сцепление с обувью хорошее. Главное — не упасть самому. Положите рельс на землю — и вы легко пройдёте по нему десять шагов. Поставьте этот же рельс между зданиями на высоте десяти метров — и вы просто откажетесь идти, и правильно поступите. А если высота — сто метров?
Вот я и представлял три ступеньки. Что такое три ступеньки? Совершенный пустяк. И потому я спускался
И ведь дополз!
А я здоровый малый, меня страхуют, — чего бояться.
И я не боялся.
Но шёл осторожно. Так я и улицу перехожу осторожно. По светофору, и глядя по сторонам.
Иду, иду, иду. Вниз по лестнице, ведущей вниз. Вообще-то это зависит от направления. Сейчас вниз, а обратно — вверх.
Дышать легко. Вернее, обычно. Признаков кислородного голодания не замечаю, хотя, правда, у самого себя кислородное голодание несложно и пропустить, а потом хлоп — и потеря сознания. Но есть и объективные критерии. Но не у меня.
Наконец, вместо третьей ступени я увидел дно. Кучу листьев. Сухих мелких листьев. Длинных и узких, как у ветлы — так у нас зовут иву. Но не совсем такие. Легче. Много легче — то и дело взлетают на вершок другой, и опять падают. Поток воздуха есть, но не очень сильный.
Я ступил на стлань. Листья пружинят — уже хорошо. Но на глубине в десять — двенадцать сантиметров ощущается плотная поверхность. Дно.
Только теперь я направил луч фонаря на Андрюшу.
Лежит, положение туловища и конечностей естественное.
Пульс? И пульс обычного наполнения и напряжения, ритмичный, семьдесят ударов в минуту, или около того.
Дыхание свободное. Тонус мышц без особенностей.
Впечатление, что он просто уснул.
Но оно может быть обманчивым, впечатление.
Я освободился от сбруи, и осторожно надел её на Андрюшу. Хорошо, что он лёгкий, Андрюша. За весом следит. И рост сто шестьдесят, недаром он в фильмах изображает лётчиков, танкистов и гусар. Гусар из него отменный. «Жомини да Жомини…»
Я стал быстренько паковать пациента. Со всем бережением, конечно.
— Вира помалу, — не знаю, к месту, нет, но поняли меня верно, и Андрюша поплыл вверх. Медленно.
А я осмотрелся.
Внизу диаметр колодца увеличился, метров до четырех с половиной. Не цирковая арена, но клетка для боёв без правил, видел по телевизору. В Америке.
Сухо. И — ход в стене. Не очень большой, метра полтора в высоту. Выложенный опять же жёлтым кирпичом, рукотворный. Куда ведёт?
Я наклонился, посветил — и увидел, как прочь, в темноту метнулись — мокрицы? Тараканы? Кошки? Скорость была такова, что не разглядел толком. Может, не ведёт, а выводит? Выползают из этого хода драконы и крокодилы, сражаться. С кем?
А в лицо продолжал плыть запах луговых трав и цветов.
Ход
Нет-нет-нет. Не полезу. Это как атаковать неприятельского короля одним конём. Или даже ферзём, но без поддержки остальных фигур.
И вообще, что-то мне странно.
Нет, не тревожно, напротив, по телу разливается какая-то благость, так и хочется спеть что-то радостное, «мы идём, дружные ребята, мы поём, октябрята!»
Пора, пора отсюда убираться, а то прилипну мухой на медовой бумажке. Только мёду капля, остальное — клей.
Андрюша продолжал путь наверх, и я встал на ступень. Теперь держался стены уже двумя руками, для верности, а фонарик, почти погасший из-за севшей батарейки, сунул в карман. Не страшно, ноги помнят. Да ничего сложного и нет — подниматься по лестнице. Главное — не торопиться, не споткнуться.
Вверх я поднимался против часовой стрелки, почему-то это казалось очень важным. Пауки, пауки, милые создания. Я совсем не боюсь пауков, спокойно беру в руки, всегда спасаю из ванны, осторожненько, чтобы не повредить, спасаю — и выпускаю на волю, живите, милые.
А они меня боятся, или нет?
Интересно, чем питаются пауки в марсианских подземельях?
И вообще, подземелья ведь не только на Марсе. На Земле они тоже есть. Подземные города, подземные леса, подземные моря.
Алексей Толстой, несомненно, что-то знал. И Погорельский, он же Перовский, что-то знал о подземельях. И Волков знал, Александр. И Баум знал.
И я что-то знал, да вот забыл. Но вспомню, непременно вспомню. Метро? Бункер? Навь-Город?
— Чижик, Чижик, успокойся. Выпей боржома!
Это девочки, Лиса и Пантера. Ага, я уже поднялся. Вылез из колодца. Очухался. Но не совсем: в мозгу туман, в кармане… что у меня в кармане? Ах, да. Фонарик.
Руки слушались, пальцы двигались, и я вытащил фонарик.
— Батарейка села.
С батарейками здесь беда. Вернее, временные сложности. В магазин они попадают уже почти с истекшим сроком годности, и если круглые(точнее, цилиндрические, но все называют их круглыми) ещё держат заряд, то квадратные разряжаются очень быстро. А у меня был фонарик как раз с квадратной батарейкой, на четыре с половиной вольта.
Я включил. Спиралька лампочки еле тлеет. Кончилась батарейка. Ну, да ладно. Главное, что в нужные минуты светила.
— Что с Андрюшей?
— Цел Андрюша. Целёхонек. Только немножко не в себе, как после стакана самогона.
Я завертел головой.
— Нет, мы «скорую» вызвали, его в больничку местную увезли. Пусть рентген сделают, на всякий случай, анализы возьмут, прокапают…
Ну, это понятно. Документировать случай. Что нет переломов, что нет сотрясения. Ну, а если найдется в организме спирт, то и вовсе дело тёмное станет делом светлым: спьяну упал в колодец, но отделался лёгким испугом.