Карающая богиня, или Выстрел в горячее сердце
Шрифт:
– Типа того, – смиренно согласилась Коваль, вынимая из кармана телефон. – Я позвоню?
Ворон пожал плечами, и она набрала номер Севы:
– Сева? Вы дома? Все в порядке? Как Егор? А-а… Да, скоро будем. Только пусть Дарья конфетами его не кормит! Все, пока.
Она убрала трубку в карман и наткнулась на недоуменный взгляд Ворона:
– Ты о чем сейчас разговаривала?
– Сын у меня, Миша, – вздохнула Марина. – Сын, Егорка, скоро год ему будет.
– Погоди, – никак не мог понять Ворон. – Откуда сын? Чей?
– Мой.
– Ты гонишь, что ли? А чего
– Так вышло.
– Ну, меня это не касается, – решил Мишка, поворачивая в сторону парковки. – А вот Бес не обрадуется.
– Да мне-то что? – пожала плечами Коваль. – Ты просто представь, что на той неделе после футбола я вместе с пацаном едва на воздух не взлетела, потому что Женькин "Навигатор" нафаршировали тротилом, как булочку изюмом. А ты спрашиваешь – какой у меня интерес. Простой, шкурный – ребенка хочу вырастить, хочу, чтобы не грохнули меня вместе с ним, чтобы Женьку не завалили, понимаешь? А все эти понты с понятиями от меня сейчас так далеко – не представляешь.
– А ты как думала? Ребенка завела – все, получила еще одно уязвимое место.
– Ну, что делать – теперь поздно уже, – огрызнулась она, понимая, что разговор зашел в тупик.
Ворон ни словом не обмолвился о помощи, вообще никак не высказался о возможности выразить Бесу свое несогласие. На том и разъехались, и всю обратную дорогу Марина промолчала, забившись к самой дверке и не реагируя на тихо переговаривающихся телохранителей.
Дома ждал сын… Коваль сбросила пальто на руки Хохлу, скинула сапоги и прошла в детскую, где на ковре возились Сева и Егорка. Мальчик поднял на вошедшую мать глаза и показал на нее пальчиком:
– Мама!
Сева обернулся и, улыбаясь, сообщил:
– Ну, Марина Викторовна, шебутной парнишка! Еле успокоили его с Данилой, всю дорогу вопил! А домой приехали – встал у двери и подвывает – "мама, мама"! Кое-как Даша его уговорила.
Марина засмеялась и села на пол рядом с Егоркой, взъерошив его волосенки. Мальчик моментально забрался к ней на руки и прижался всем тельцем, смешно сопя носиком. Коваль поцеловала его в темную макушку и повернулась к охраннику:
– Спасибо, Сева, можешь идти.
– Да за что спасибо, – смутился тот, поднимаясь. – Мне самому с ним интересно. Своих-то нет…
– Заводи – в чем проблема? – засмеялась Марина, покачивая Егорку.
– Ага, с моей работой только семью и заводить! – отшутился охранник. – Я уж лучше с вашим понянькаюсь.
– Ну, эту возможность я тебе предоставлю. Сам понимаешь – теперь не только мне, но и ему тоже охрана нужна. Отдыхай, Сева, сегодня больше никуда не поедем.
Охранник ушел, а Коваль, подхватив сына под мышку, пошла к себе в спальню, чтобы переодеться в домашнее. Усадив Егора на кровать и сунув ему прихваченную из детской обезьянку, она открыла дверь в гардеробную и потянулась за лежавшими на верхней полке старыми джинсами, но случайно задела стеллаж с обувью, и оттуда с грохотом полетели на пол многочисленные коробки с туфлями и сапогами. Напуганный шумом мальчик заплакал, Марина рванулась к нему и зацепила вешалку, которая тоже свалилась на пол,
– Что тут у тебя?
– Ничего! – потирая ушибленное вешалкой плечо, отозвалась Коваль. – Гардеробную вон разнесла на фиг!
Она села на кровать, взяла на руки плачущего Егора и стала успокаивать его. Хохол прошел в гардеробную и принялся собирать рассыпавшуюся обувь, заталкивая ее в коробки и расставляя их по местам:
– Какого хрена, спрашивается, разводить столько туфель? Как будто у тебя не две ноги, а сорок!
– Хватит бубнить! Сколько надо, столько и будет! Ты еще белье мое пересчитай!
– И пересчитаю! – пообещал Женька, устанавливая на место вешалку. – Вот вечером и займусь.
– Ага, помечтай! – фыркнула Марина, пересаживая успокоившегося Егора с колен на кровать. – Тебя за твой косяк надо вообще от дома отлучить, чтобы не нарушать безопасности.
– Ну, отлучи меня от дома! Отлучи! Только не отлучай от своей спальни! – с пафосом произнес Хохол, падая на колени и обнимая ее за ноги. – Все, что хочешь, только не это!
– Уйди! – смеялась Марина, пытаясь освободиться, но Женька держал крепко:
– Не уйду! Я буду валяться у тебя в ногах до тех пор, пока ты меня не простишь!
– Отстань, я сказала! Я переодеться не могу уже полчаса – то коробки эти дурацкие, то ты теперь! Сделай чаю лучше, я пить хочу после коньяка.
– Так Ворон поможет? – став серьезным, спросил Женька, выпустив, наконец, Маринины ноги и сев рядом на кровать. К нему тут же подполз Егорка, залез на руки и принялся теребить висящий на цепочке крест. – В рот-то не тащи! – Женька отобрал у него крест и спрятал под майку, но мальчик тут же надул губы и приготовился зареветь. – Ага, поной еще у меня!
Марина переоделась в джинсы и длинную черную футболку, собрала волосы в шишку, сунула ноги в мягкие тапочки и потянулась всем телом:
– Мужики, пойдем пить чай, а?
– А его заварил кто-нибудь? – откликнулся Женька. – Мне, видишь ли, некогда – я нынче няня! – Он легонько хлопнул Егорку по попе, и тот недовольно заворчал. – Вишь – не нравится! Не нравится! – подкидывая мальчика вверх, повторил он. – Вылитая мамка – только целуйте его и облизывайте, а ругать и шлепать – ни-ни!
Егорка заливался смехом, болтая в воздухе ножками, и Марина смотрела на них обоих с нежностью. Вот и семья…
…Поздно вечером, когда выкупанный и накормленный сын крепко уснул в своей кроватке, Хохол вновь вернулся к разговору о поездке к Ворону. Марина уже полулежала в постели, приняв ванну, и сушила феном волосы. Женька сидел у нее в ногах и наблюдал за ее движениями. Ему всегда нравилось смотреть, как она водит расческой по длинным черным волосам, и они послушно ложатся на плечи и спину шелковистым водопадом. Ее красота приводила Хохла в трепет, он мог часами смотреть на свою любимую, просто смотреть – и все. И даже сейчас, когда ему очень нужно было поговорить о делах, он не мог изменить своей привычке, не мог оторвать взгляда. Но поговорить было необходимо, и Хохол, вздохнув, начал: