Карьера одного борца

Шоу Бернард Джордж

– Я предпочитаю быть в ее глазах дурным, если я на самом деле дурен. Правда должна оставаться правдой, не так ли?

– Даже если она не нравится мисс Гофф?
– засмеялась Лидия.

– Даже если она не нравится вам, мисс Кэру. Думайте обо мне, что хотите.

– Вот это хорошо, этим вы меня радуете, - искренне ответила она.
– А теперь прощайте, мистер Байрон. Мне пора домой.

– Я подозреваю, что вы станете на сторону вашей приятельницы, когда она будет протаскивать меня за мои слова.

– Что значит - протаскивать? Бранить?

–

Приблизительно в этом роде.

– Вы, верно, научились этому слову в колониях?
– спросила Лидия с видом знатока-филолога.

– Да, вероятно, я оттуда вывез его. Впрочем, извиняюсь. Мне не следует употреблять таких вульгарных выражений в разговоре с вами.

– Наоборот, я люблю их слушать. Характерные словечки народного языка дают в руки гораздо больше нитей для понимания многого, чем наша застывшая в своей правильности речь. Вот, по вашим словам, я догадываюсь кой о чем относительно вас. Не родились ли вы в Австралии?

– Что вы! Нет. Я вижу, вы издеваетесь надо мной, чтобы отомстить за обиду, которую я причинил мисс Гофф.

– Вовсе нет. Я разделяю ее неудовольствие тем, как вы высказали свое замечание, но не тем, что вы сказали.

– До сих пор не могу понять, в чем мое преступление. Пожалуйста, предупреждайте меня всегда каким-нибудь знаком, когда заметите, что я начинаю говорить глупости. Я тогда замолчу без всяких возражений.

– Хорошо, значит, условлено: когда я мигну вам, это будет значить: "Замолчите, мистер Кэшель Байрон, вы собираетесь сказать глупость!" Ха-ха-ха!

– Именно, именно. Вы понимаете меня. Я уже говорил вам это.

– Но я боюсь, - сказала Лидия, все еще звонко смеясь, - что мне невозможно будет заняться вашим воспитанием, пока мы не будем лучше знакомы.

Кэшель огорчился.

– Вы, кажется, принимаете мою просьбу за навязчивость...

– Конечно, за навязчивость, - опять перебила она его со смехом.
– Мне приходится достаточно следить и за собственными своими манерами. Знаете ли, мистер Байрон, вы кажетесь слишком мало дисциплинированным для ученого.

– Вот это хорошо!
– радостно смеясь, воскликнул Кэшель.
– У вас все так хорошо выходит, что от вас приятно получать даже выговоры. И если бы я был настоящим джентльменом, а не бедным кулачником, то я...
– Кэшель спохватился и побледнел. Наступило молчание.

– Позвольте вам напомнить, - сказала наконец Лидия, смущенная странными словами мистера Байрона, - что нас обоих поджидают дома. Меня ждет мисс Гофф, а за вами пришел ваш слуга, который вот уже некоторое время оттуда с беспокойством смотрит на нас.

И она указала ему на Меллиша, стоявшего в отдалении и с беспокойным удивлением смотревшего на аристократическую собеседницу боксера. Кэшель быстро подошел к своему тренеру, а Лидия воспользовалась этим, чтобы удалиться. Она слышала их повышенные и сердитые голоса, но, к счастью для Кэшеля, не могла разобрать слов, иначе она бы сильно удивилась непочтительности выражений, с которыми они обращались друг к другу.

Лидия застала Алису в библиотеке замка. Она сидела, сухо выпрямившись

на жестком табурете, который мог бы испортить настроение самому благодушному человеку. Лидия села против нее, едва сдерживая смех, который напал на нее еще во время разговора с Кэшелем. Алиса заметила это и так удивилась странному возбуждению обычно такой холодной и сдержанной Лидии, что даже забыла обидеться.

– Я рада, что вы в таком хорошем настроении, - сказала она.

Смех не давал Лидии выговорить слова. Наконец справившись с ним, она ответила:

– Не знаю, смеялась ли я так сильно когда-нибудь в моей жизни. Забудьте на минуту, Алиса, свою неприязнь к нашему соседу и скажите мне, что вы о нем думаете.

– Я ничего о нем не думаю, уверяю вас, - презрительно отозвалась Алиса.

– Ну тогда на минутку подумайте о нем, чтобы сделать мне удовольствие. И расскажите мне результаты. Ну, пожалуйста.

– Но ведь вы можете гораздо лучше меня судить о нем. Я почти не говорила с ним.

Лидия встала и подошла к одному из библиотечных шкафов.

– У вас, кажется, есть двоюродный брат, который учится в университете?
– спросила она, раскрывая какую-то книгу.

– Да, - ответила польщенная Алиса.

– Так вы, может быть, знаете немножко студенческий жаргон?

– Что вы? Я ни за что не позволила бы ему говорить в моем присутствии на жаргоне, - возмутилась Алиса.

– Да, но, может быть, некоторые словечки все же прорывались у него? Не знаете ли вы, что такое "кулачник"?

– "Кулачник"?
– переспросила Алиса.
– Никогда не слышала. Скорей всего, что происходит это слово от кулака. Кулачник - все равно, что кулачный боец.

– Кулачный бой - это бокс, а бокс ведь не профессия. Кто из англичан не занимается боксом? А это слово, наверное, означает какую-нибудь специальность. Мне думается, что на специальном университетском жаргоне оно означает демонстратора анатомических препаратов. Впрочем, это неважно.

– А где вы встретились с этим словом?

– Мистер Байрон произнес его сегодня.

– А вам этот молодой человек действительно нравится?

– Да, он занимает меня. Если его странное поведение - только особая манерность, то я, уверяю вас, никогда не видела так тонко и интересно проведенной игры в простоту...

– А мне кажется, что он и не умеет вести себя иначе. Не вижу, что может быть интересного в его манерах. Он просто дурно воспитан, и в его грубости нет ничего неестественного.

– Я бы согласилась с вами, если бы не два-три замечания его, говорящие о глубине его научных познаний. В нем есть какое-то инстинктивное проникновение в скрытый смысл слов, которые я встречала только у людей высокого духовного развития. Мне кажется, что его поведение выражает невольный протест свежего духом человека против жалкой чванливости, на которой основаны наши светские обычаи и приличия. Поэтому вы, пожалуй, правы, что его манеры не искусственны. Они непосредственно выливаются из его природы. Тем-то они и интересны. Бывали ли вы в лондонских театрах, Алиса?