Карьера одного борца
Шрифт:
– Нет, - ответила Алиса, удивленная этим неожиданным вопросом.
– Мой отец считал, что театр - неподходящее место для молодой девушки. Впрочем, я раз была в театре. Давали "Женщину со львами".
– Есть в Лондоне известная актриса, Аделаида Джисборн...
– Как раз ее-то я и видела в "Женщине со львами". Она играла прекрасно.
– Не напоминает ли вам ее мистер Байрон?
Алиса недоверчиво посмотрела на Лидию.
– Кажется, что нет на свете людей, менее похожих друг на друга, ответила она.
– Я бы не сказала этого, - задумчиво произнесла Лидия, впадая в ту слишком литературную манеру речи, которая так восхитила Кэшеля.
– Мне кажется, что резкость их несходства между собой как раз указывает на лежащее в основе ее что-то общее. Иначе,
Наступило довольно продолжительное молчание, во время которого Алиса, удивленная необычным настроением Лидии, зорко наблюдала за ней и с любопытством выжидала, чем вся эта беседа кончится.
– Алиса!
– Что?
– Я начинаю серьезно думать о страшных пустяках. Это свидетельствует о потере здорового душевного равновесия. Мое переселение в Уилстокен - одна из моих многочисленных со времени смерти моего отца попыток жить праздной жизнью. Все они только расстраивают меня, вместо того чтобы дать мне покой. Работа, по-видимому, необходимое гигиеническое условие здоровой жизни для меня. Завтра я уеду в Лондон.
Сердце Алисы упало; отъезд Лидии означал для нее потерю места. Так ей, по крайней мере, казалось. Но она постаралась ничего не показать, кроме вежливого безразличия.
– Мы успеем вдоволь насладиться всеми удовольствиями столицы до конца сезона, а в июне мы вернемся сюда, и я примусь за давно задуманную книжку. В Лондоне я соберу необходимые материалы. Если же мне захочется уехать раньше конца сезона, а вам будет жалко так рано расстаться со столичными увеселениями, то мне будет нетрудно пристроить вас в Лондоне так, чтобы вы могли оставаться там без неудобств для себя, сколько вам понравится. Ах, мне хотелось бы, чтобы скорей приходил июнь!
Алиса больше любила Лидию в состоянии женской возбужденности и раздражительности, чем в обычном сосредоточенно-спокойном настроении. Последнее составляло в ней тягостное сознание превосходства Лидии, которое со временем и увеличивавшейся близостью обеих девушек только росло в ней. Она, конечно, и теперь не смела подозревать Лидию в простой женской заинтересованности Кэшелем. Лидия все же была слишком необыкновенной в ее глазах для такого обыкновенного чувства. Однако она начинала не без тайного удовлетворения убеждать себя, что отношение Лидии к подозрительному молодому человеку не вполне безукоризненно. Сегодня, например, она не постеснялась спросить малознакомого человека, какова его профессия, а Алиса была уверена, что она никогда не допустила бы себя до такой развязности. Вообще, Алиса уже совсем освоилась с тоном высшего общества. Она перестала бояться слуг и научилась обращаться к ним с равнодушно высокомерным, но вполне деликатным видом, чем заслужила себе полное признание в людской. Выездной лакей Башвиль даже заявил своим сослуживцам, что, по его мнению, мисс Гофф в высшей степени достойная девушка.
Башвиль был видный тридцатичетырехлетний мужчина, чрезвычайно солидной осанки. В деревенском трактире все завистливые стремления посетителей выказать полное равнодушие к его столичной образованности разбивались о его красноречие и осведомленность в политических делах. В конюшне он считался знатоком всех спортивных вопросов. Женская половина прислуги смотрела на него с нескрываемым восхищением, служанки старались превзойти друг друга в выражениях наслаждения, испытываемого ими, когда он декламировал перед ними стихи. Он был любителем поэзии и, обладая хорошей памятью, любил поражать сердца своих поклонниц высокопарной декламацией. Всякая из них гордилась, если получала от него предложение пойти с ним на вечернюю прогулку. Но его временная благосклонность к какой-нибудь избраннице не вызывала в других ревности, так как в людской всем было известно, что Башвиль влюблен в свою госпожу. Сам Башвиль никому, конечно, не признавался в этом, и никто не осмелился бы в его присутствии намекнуть на его сердечную слабость или, того менее, посмеяться над ней. Однако его тайна была всем доподлинно известна. Все, разумеется, не исключая и Башвиля, считали эту любовь безнадежной, Мисс Кэру, которая умела ценить добрых слуг, дорожила преданностью своего
Разговор Лидии и Алисы в библиотеке еще продолжался, когда Башвиль почтительно отворил дверь и с учтивым поклоном передал Алисе визитную карточку, объявив:
– Джентльмен ожидает вас в круглом зале, мисс.
Алиса прочла на карточке: мистер Уоллес Паркер.
– О!
– взволнованно воскликнула она, стараясь разгадать по Башвилю, какое впечатление произвел на него новый гость.
– Мой двоюродный брат, о котором мы недавно говорили, пришел навестить меня.
– Как удачно это случилось, - сказала Лидия.
– Он объяснит мне, что значит "кулачник". Просите его позавтракать с нами.
– Он вам не понравится, - поспешила ответить Алиса.
– Он мало бывал в обществе. Лучше я пойду и сейчас повидаюсь с ним.
Лидия не возражала, как будто занимавшие ее мысли мешали ей вникнуть в чужие слова. Алиса пошла в круглую гостиную, где ее в первый раз принимала Лидия. Там она застала мистера Паркера, занятого рассматриванием висевшего по стенам индийского оружия. Он был одет в синий сюртук, странно сидевший на его короткой фигуре. В заложенных за спину руках он держал новехонькую шляпу и пару еще неодеванных перчаток. Он повернулся для приветствия к Алисе: на лице можно шло прочесть выражение непоколебимого самоуважения. Тусклые глаза и поредевшие виски говорили о бессонных ночах, проведенных за прилежной работой или, может быть, за веселыми кутежами. Он очень уверенно подошел к Алисе, довольно долго и горячо жал ее руку и любезно подставил ей стул, не замечая подчеркнуто холодного приема, ему оказанного.
– Я нисколько, разумеется, не сержусь, Алиса, но я был чрезвычайно удивлен, узнав от тети, что вы переехали сюда, не посоветовавшись о том со мной. Я...
– Не посоветовавшись с вами?
– гневно перебила Алиса.
– В первый раз слышу. Почему это я обязана просить вашего совета перед каждым своим движением?
– Ну, может быть, мне и не следовало употреблять слова "совета", особенно по отношению к такой милой и независимой особе, как мисс Алиса Гофф. Но все же вы могли бы известить меня о ваших намерениях. Надеюсь, что отношения, связывающие нас, дают мне право на ваше доверие.
– О каких это отношениях вы говорите?
– О каких отношениях я говорю?
– укоризненно повторил он.
– Да, о каких отношениях?
Он встал и торжественно, но нежно, произнес:
– Алиса, я шесть раз просил вашей руки...
– А я хоть один раз приняла ваше предложение?
– Позвольте мне докончить, Алиса. Я знаю, что вы ни разу не заявили мне определенного согласия; но я всякий раз прекрасно понимал, что необеспеченность моего положения была единственной преградой для нашего счастья. Мы... Пожалуйста, не перебивайте меня, Алиса. Вы не можете знать, что я имею сообщить вам. Я назначен вторым наставником в Санбурийском колледже с 350 фунтами годового оклада, квартирой, отоплением и освещением. Со временем, я, конечно, достигну положения главного наставника - блестящее место, дающее 1600 фунтов в год. Над вами уже теперь не тяготеет горе, так сильно овладевшее вами по смерти вашего отца, и вы можете при помощи одного слова теперь же, в одно мгновение покинуть свое зависимое положение в этом доме.
– Благодарю вас: я чувствую себя здесь прекрасно.
Наступило молчание. Мистер Паркер опять сел в свое кресло. Тогда Алиса продолжала:
– Я очень рада, что наконец вы пристроились. Это должно было чрезвычайно утешить вашу бедную мать.
– Мне показалось, Алиса, - может быть, я и ошибаюсь, но мне показалось, что ваша мать приняла меня сегодня утром холоднее обыкновенного. Надеюсь, что чрезмерная роскошь этого дома не испортит вашего прекрасного сердца. Я не смогу, конечно, поселить вас во дворце и окружить толпой ливрейных слуг; но я сделаю вас хозяйкой почтенного английского дома, не зависящей от благоволения чужих людей. Большего вы все равно ни от кого не получите.