Карьера одного борца
Шрифт:
– Не совсем, но я с ним все же согласен. Остальное ведь неважно.
– Нет, мне хочется, чтобы вы поняли меня. Я постараюсь объяснить вам. Вам кажется, будто я хочу быть умнее других людей. В этом вы ошибаетесь. Я хочу, напротив, чтобы все знали то, что я знаю.
Кэшель недоверчиво засмеялся и покачал головой.
– Вы сами ошибаетесь в себе. Вы вовсе не хотите, чтобы кто-нибудь был так же умен, как вы: это противоречит человеческой природе. Вам хочется, чтобы люди были лишь настолько умны, чтобы понимать, что вы умнее их и что вы можете одержать над ними верх. Но вам было
Лидия не пыталась больше убеждать его; она задумчиво посмотрела на него и тихо проговорила:
– Эти метафоры из области борьбы стали у вас какой-то навязчивой идеей. Вы слишком увлеклись современными учениями о борьбе за существование и смотрите на жизнь, как на вечную войну.
– Конечно. Что такое жизнь, как не война? Кто не побеждает, тот должен погибнуть. Ловкачи и умники выигрывают все ставки и забирают себе львиную долю всех прибылей, делясь только с продажными негодяями, которые оказывают им подлые услуги. Черт на земле всегда помогает дурным и сильным, а слабые навеки обречены на гибель. В книжках жизнь не так описывают. Но она именно такова. Уж это я знаю, поверьте мне.
– Вы говорите несколько резко, но, пожалуй, верно. Однако эти слова как-то не подходят к простаку, которого вы хотели изобразить из себя несколько минут тому назад. Поздравляю вас с прекрасными актерскими способностями.
– Убей меня Бог, если я что-нибудь понимаю из того, что вы говорите! Я больше похож на лошадь, чем на актера. Этой насмешкой вы хотите, верно, отомстить мне за вашего двоюродного брата.
– Лидия серьезно и с сомнением посмотрела на него. Он инстинктивно выпрямился, как будто почувствовал какую-то опасность.
– Значит, вы не поняли?
– в раздумье сказала Лидия.
– Тогда я испытаю подлинность вашей глупости через ваше послушание. Хотите?
– Глупость? Ну, ладно.
– Послушаетесь ли вы меня, если я прикажу вам что-то сделать?
– дерзко спросила она.
– Я готов для вас в огонь и воду!
– с жаром сказал Кэшель.
Лидия на минуту замолчала, удивленная странной искренностью его восклицания. Уже с меньшей решительностью она продолжала:
– Вам лучше не просить извинения у мистера Уэббера: отчасти потому, что вы этим только подчеркнете, что обидели его, а главным образом потому, что он, пожалуй, все равно не простит вас. Но прежде чем уходить отсюда, подойдите к миссис Хоскин и скажите: "Я очень сожалею, что не умел сдержать себя..."
– Совсем, как по Шекспиру, не правда ли?
– Вот видите: мое испытание удалось. Теперь я вижу, что вы только представляетесь. Однако это не меняет моего мнения, что вы должны извиниться перед хозяйкой дома.
– Хорошо. Я не знаю, что вы называете испытанием и почему считаете, что я представляюсь. Но я хочу быть с вами согласным. Я попрошу извинения у хозяйки и даже у вашего двоюродного брата, если хотите.
– Нет, я вовсе не хочу этого. Впрочем, это вас не касается. Вы должны поступить, как вы считаете нужным, а не как мне хочется.
– Я считаю нужным сделать только то, что вы хотите. Я даже не спрашиваю, есть ли что-нибудь между вами и вашим двоюродным братом.
– А вы хотели
– удивленно спросила Лидия, не понимая его неожиданного замечания.
– Неужели вы скажете мне?
– воскликнул Кэшель.
– Я поклянусь, что у вас золотое сердце, если вы сделаете это!
– Конечно, скажу. Между нами существует старая, чисто родственная дружба. Больше ничем мы не связаны. Я говорю вам это, потому что мое молчание на этот счет вы могли бы понять совершенно неверно.
– Я очень рад этому, - весь просияв, сказал Кэшель.
– Он недостоин вас. Но он вам ровня, черт его побери.
– Он мой двоюродный брат и преданный друг. Поэтому не посылайте его, пожалуйста, к черту.
– Я сознаю, что мне не следовало говорить этого. Мне следовало бы лучше послать к черту собственное поведение.
– Однако это нисколько не исправило бы его, по-моему.
– Вы правы. Вы могли бы даже не делать мне этого намека.
– Вы положительно невозможны, мистер Байрон.
– Никаких намеков я не делала. Вы для меня до сих пор странная загадка. Однако не лучше ли вам послушать игру г-жи Шимплицкой?
– Мне кажется, что меня очень легко разгадать, - огорченно сказал Кэшель.
– Из всех женщин в мире я взял бы только вас в жены; но вы слишком богаты и знатны для меня. Хотя мне не суждено иметь счастья жениться на вас, я все же имею право сказать вам, что другой жены я не хотел бы.
– Странный подход к вопросу, - постаралась пошутить Лидия, хотя краска залила ее щеки.
– Позвольте запретить вам безусловно и навсегда говорить со мной об этом. Я хочу быть откровенной с вами, мистер Байрон. Я не знаю, ни кто вы, ни что вы за человек. И мне кажется, что вы до сих пор старались скрыть от меня то и другое.
– И вы, надеюсь, никогда не найдете ответа на эти вопросы, - нахмурился Кэшель.
– Таким образом, как видите, мы с вами не на том пути, где можно прийти к какому-нибудь соглашению.
– Да, - подтвердила Лидия.
– Сама я ни из чего не делаю секретов и не разгадываю чужих секретов. Я не люблю их и даже не уважаю. И ваши шутки мне совсем не нравятся.
– Вы называете это шутками! Может быть, вы подозреваете, что я переодетый принц? Вы могли бы отнестись серьезнее к моим словам. Если бы у вас был какой-нибудь секрет, мисс Кэру, и его обнаружение вызвало бы ваше изгнание из общества, в котором вы вращаетесь, вы бы, уверяю вас, старательно бы скрывали его. Даже если бы на вас не было никакой вины. Приходится считаться с предрассудками и недоброжелательством людей, мисс Кэру.
– Я не разделяю всех предрассудков нашего общества, - сказала Лидия, после некоторого размышления.
– Если я когда-нибудь узнаю ваш секрет, не делайте слишком поспешного заключения, что вы упали в моем мнении.
– Вы как раз единственный человек на земле, для которого мой секрет должен бы остаться навсегда тайной. Но вы все-таки скоро откроете его. Эх, - горько усмехнулся Кэшель, - я так же хорошо всем известен, как Трафальгарский сквер. Но я не в силах признаться вам ни в чем, хотя я так же сильно ненавижу секреты, как и вы. Давайте не говорить об этом. Перейдем лучше на другой предмет.