Карфаген должен быть разрушен (др. изд.)
Шрифт:
Катон повернулся к Гракху.
— Ты, Семпроний Гракх, советуешь избрать Деметрия потому, что он воспитан в Риме и знает римские порядки. Боги всеблагие! Впервые слышу столь наивную речь! Ты приводишь в пример младенцев, вскормленных волчицей. У меня на вилле рабыни кормят грудью породистых щенков. Пока еще ни один из них не заговорил.
Зал грохнул от хохота.
— Будет ли зверь, — продолжал Катон в наступившей тишине, — благодарен державшим его в клетке? Оказавшись в Сирии, Деметрий выпустит когти из своих мягких лап, и мы, кого он льстиво называет отцами, ощутим их недетскую силу.
Катон перевел взгляд на Октавия.
— Ты,
Катон грузно опустился на скамью.
— Все мнения высказаны, — заключил консул. — Я ставлю на голосование предложение утвердить царем Деметрия, сына Селевка. В том случае, если оно не получит большинства голосов, царем будет Антиох, сын Антиоха.
Курия мгновенно заполнилась голосами и шарканьем ног. Сенаторы, поддержавшие предложение, отходили в правую сторону зала, несогласные — в левую.
Через несколько мгновений стало ясно, что Катон одержал решительную победу. Второе предложение — о составе посольства — было принято единогласно.
ВОЛЯ КЛИО [33]
Полибий скакал по горной каменистой дороге. Под ним был не его лаконец, с которым можно было слиться в полете, а какой-то незнакомый, неизвестно откуда взявшийся конь. Он все время крутил головой и неуклюже вскидывал задние ноги. Дорога была узкой. Конь стремился держаться ближе к обрыву. Внизу, на большой глубине змеилась река, казавшаяся издалека ручейком. «Надо остановиться! — лихорадочно думал Полибий. — Но как удержать коня? Ведь он же не слушается узды. Остается спрыгнуть». И в то мгновение, когда Полибий уже напрягся для прыжка, над ухом прозвучал голос Исомаха:
33
Клио — муза, покровительствующая истории.
— Вставай! В атрии тебя ждет женщина.
Полибий помотал головой и, открыв глаза, сказал:
— Конь и женщина! Как это соединить?
— Она пришла пешком. Это ромейка, хотя и говорит по-эллински.
Полибий опустил ноги на пол.
— Где мы с тобой живем, Исомах? Ты можешь себе представить, чтобы на родине к тебе в дом пришла незнакомая женщина?
Исомах всплеснул руками:
— Не говори! У нас в Эпире и в доме своего отца или мужа женщина или девушка без приглашения никогда не выйдет к гостям. Но что с них возьмешь? Варвары! Нам с тобой суждено жить среди них и, наверное, умереть. Эх! Увидеть мне, хотя бы перед смертью, Андриска!
Полибий тем временем одевался и причесывался перед висевшим на стене металлическим зеркалом.
— Знать бы мне раньше, — сказал он, приглаживая бороду. — Посетил бы цирюльника. Но жизнь, как говорят, состоит из неожиданностей. Просыпаешься и не знаешь, что или кто тебя ждет…
Выйдя в атрий, он едва не столкнулся с незнакомкой. Она стояла у двери таблина. С первого взгляда Полибий понял, что Исомах не заметил и не сообщил о главном: это была не просто ромейка, а ромейская красавица. На вид ей можно было дать лет тридцать. Удивительно правильные черты лица. Ямочки на щеках. Матовая кожа. Живой и ясный взгляд. Прекрасные, искусно уложенные волосы.
— Прости, Полибий, — начала женщина первой. — Кажется, я тебя разбудила.
— И как раз вовремя, — улыбнулся Полибий. — Во сне я скакал на коне и едва не свалился в пропасть. Судя по твоему произношению, ты жила много лет в Элладе? Интересно, в каком городе?
— О, нет! — воскликнула незнакомка. — Языку эллинов меня обучил отец, да будут к нему милостивы маны. И, собственно говоря, мысль об отце привела меня к тебе. От Публия я узнала, что ты подумываешь об истории. И у меня возникла мысль. Я сообщила о ней супругу, он посоветовался с родственниками… Одним словом, Полибий, почему бы тебе не написать о моем отце?
— Извини, но ты не назвала своего имени, и поэтому…
— Неужели? — смутилась незнакомка. — Но мне казалось, твой раб должен меня узнать. Ведь я бывала в этом доме, когда здесь жил несчастный Павел. Я — Корнелия…
— Боги мои! Дочь Сципиона… Отец твой достоин пера Фукидида или на худой конец Ксенофонта. Мне ли браться за этот труд. У себя на родине я начал писать книгу о выездке коней. Она осталась незавершенной. Ну хорошо, допустим, я принял твое предложение. Но ведь я ничего не знаю о войне с Карфагеном, кроме того, что о ней написал Фабий Пиктор. Фукидид же, собираясь писать историю войны Афин со Спартой, начал делать заметки с первого ее дня. Он встречался с ее участниками, посещал места сражений. Насколько я понимаю, твой отец победил Ганнибала не на римском Форуме?
— Все это верно. Но препятствия, о которых ты говоришь, можно устранить. Отец тридцать лет вел дневник. Он собрал у себя ценнейшие материалы для написания истории. Ты спросишь, почему нельзя передать все это кому-либо из моих соотечественников? У отца было много врагов, и очень влиятельных. Они заставили его покинуть Рим. Не им писать историю отца. О войне Сципиона с Ганнибалом должен рассказать чужеземец. К тому же, вспомни, ведь и лучшие из эллинских историков были изгнанниками.
— Да, ты права, — растерянно проговорил Полибий. — Геродот и Фукидид писали свои труды на чужбине. Не для того ли и меня судьба привела в Италию.
— Для того! — уверенно произнесла Корнелия. — Считай это волей Клио.
— Тогда Клио — это ты, — пошутил Полибий. — Всматриваясь в твое лицо, я думал, где же я тебя мог ранее видеть. Теперь понял — с тебя Пракситель [34] ваял статую Мельпомены [35] .
— Но ведь Мельпомена — не Клио, — отозвалась Корнелия.
— Они сестры, — бросил Полибий. — И если сами музы хотят, чтобы я писал историю, мне ли, смертному, с ними спорить. Попытаюсь сделать все, что в моих силах.
34
Пракситель — греческий скульптор IV в. до н. э.
35
Мельпомена — муза, покровительствующая трагедии.