Карл Густав Маннергейм. Мемуары
Шрифт:
На следующий день в информационном сообщении советское правительство заявило, что обращение об оказании помощи, сделанное от лица народного правительства, одобрено и что Финляндия и Советский Союз такой договор заключили. Одновременно сообщили, что народ Карелии теперь воссоединяется со своими финскими собратьями по племени для создания единого национального государства.
Естественно, что никто серьёзно не воспринял заявления «народного правительства», и те листовки, которые вместе с бомбами разбрасывались над столицей и обещали «испытывающему голод народу Финляндии хлеб», не могли вызвать ничего иного, кроме смеха. По сути, эта пропаганда только укрепляла наш внутренний фронт.
Следует особо выделить то обстоятельство, что советское правительство в своём заявлении признало
1 декабря директор Банка Финляндии Рюти сформировал правительство, в котором были представлены все партии за исключением национального народного движения. Я вскоре познал, что новый премьер-министр — очень способный, не имеющий предрассудков государственный деятель, который твёрдой рукой стал управлять судьбой государства. Мы хорошо стали сотрудничать с ним.
Нашу оборону мы начали в основном в более выгодных условиях, чем можно было предполагать. Двадцать лет перед генеральным штабом кошмаром стоял вопрос о том, как наши войска прикрытия смогут в случае войны держать оборону на Карельском перешейке, пока основные силы полевой армии успеют занять свои позиции. Этот страх порождался, прежде всего, тем, что русские из-за близости Ленинграда могут неожиданно сосредоточить на границе большие силы, и, кроме того, мы ожидали, что их авиация в огромной степени помешает мобилизации и сосредоточению нашей армии.
Однако сейчас стартовая ситуация была совершенно иной — хотелось крикнуть, что первый раунд был за нами. Как войска прикрытия, так и полевую армию мы смогли вовремя и в прекрасном состоянии перебросить к фронту. Мы получили достаточно времени — 4—6 недель — для боевой подготовки войск, знакомства их с местностью, для продолжения строительства полевых укреплений, подготовки разрушительных работ, а также для установки мин и организации минных полей. Неоценимо важным было то, что чувство единства у подразделений развивалось совершенно по-иному, как это вообще происходило бы в войсках, отмобилизованных в спешке и брошенных тут же в бой. Эти факторы уже сами по себе порождали чувство спокойствия и уверенности по отношению к грядущим испытаниям. Кроме того, приближалась зима, и мы рассчитывали, что снег и мороз дадут нашим войскам превосходство в качестве, а короткие дни выровняют диспропорцию в авиации.
Кроме этих положительных факторов были и иные, в силу которых мы оказывались значительно слабее своего противника. Особенно бросалось в глаза неудовлетворительное для нас соотношение в живой силе. Наши возможности пополнения войск обученными резервами были крайне малы. Материальная готовность к войне, как я уже говорил, была совершенно недостаточной, средства для борьбы с танками практически были ничтожны, мы располагали всего лишь несколькими батареями тяжёлой и зенитной артиллерии. Недостаток боеприпасов и горюче-смазочных материалов на складах виден из таблицы, где показано, на какое время их было бы достаточно в ходе войны:
Патронов для винтовок, автоматов и пулемётов на — 2? месяца Снарядов для миномётов калибра 81 мм — на 22 дня Снарядов для полевых пушек калибра 76 мм — на 21 день Снарядов для полевых гаубиц калибра 122 мм — на 24 дня Снарядов тяжёлой артиллерии — на 19 дней Горюче-смазочных материалов — на 2 месяца Авиационного бензина — на 1 месяц.
Боевые средства авиации не достигали даже половины штатной численности, резервных самолётов не было вообще. Недостаток средств связи достигал 45—100 процентов, и те мелочи, которыми мы располагали, по большей части представляли собой устаревшую технику. Сапёрного оборудования не хватало, а запасы колючей проволоки мирного времени уже были израсходованы в течение октября-ноября. Потребность в противотанковых минах была кричащей.
Что касается обмундирования и оборудования, то всего здесь
Слабой и недостаточной была организация промышленности, нёсшей ответственность за пополнение материалами. Ещё в 1931 году совет обороны выступил с требованием значительного увеличения производства на государственном патронном заводе, но планы увеличения производительности до 20 миллионов патронов в месяц так и не удалось выполнить до самого начала войны. Не было завершено расширение государственного порохового завода. Столь же неблагополучно обстояло дело и с реорганизацией завода по производству винтовок: только после заключения мира там стали выпускать полуавтоматические противотанковые ружья калибром 20 мм, которые были бы необыкновенно нужны во время Зимней войны. Несколько лучше была ситуация на государственном артиллерийском заводе. После того как его перевели в Ювяскюля, где он частично разместился в скале, которая выдерживала бомбовые удары, он во время войны смог в какой-то степени удовлетворять потребности в 37-мм противотанковых орудиях. Частная промышленность в определённой степени также способствовала ликвидации недостатков. Следовательно, в нашем распоряжении была импровизированная и слабая организация военного хозяйства, и, несмотря на все потуги, выпуск военных материалов оказался недостаточным даже для покрытия самых необходимых потребностей.
Диспропорция сил ещё более ясно видна, если сравнить численность и огневую мощь финской и русской дивизий. Численный состав финской дивизии — 14 200 человек, численность же русской — 17 500. В последней было два артиллерийских полка (в финской — один), один противотанковый дивизион (в финской — ни одного), один танковый батальон из 40—50 танков (в финской — ни одного) и одна рота противовоздушной обороны (в финской — ни одной). Огневая мощь дивизий видна из следующей сопоставительной таблицы:
По количеству автоматов и миномётов русская дивизия в среднем вдвое, а по количеству артиллерии — втрое превосходила финскую. Если же учесть, что у русских имелись ещё отдельные танковые подразделения, солидный артиллерийский резерв верховного главнокомандования, а также неограниченное количество боеприпасов и господство в воздухе, то диспропорция становится намного более явной.
Укрепсооружения, построенные на нашей территории, также не могли служить фактором, выравнивающим соотношение сил. По конструкции они были весьма скромными и, за небольшим исключением, располагались только на Карельском перешейке. Вдоль оборонительной линии протяжённостью около 140 километров стояло всего 66 бетонных дотов. 44 огневые точки были построены в двадцатые годы и уже устарели, многие из них отличались неудачной конструкцией, их размещение оставляло желать лучшего. Остальные доты были современными, но слишком слабыми для огня тяжёлой артиллерии. Построенные недавно заграждения из колючей проволоки и противотанковые препятствия не вполне отвечали своей функции. Время не позволило эшелонировать оборону в глубину, и её передний край, как правило, являлся одновременно и главной линией обороны. Единственными укреплёнными сооружениями, о которых стоит упомянуть, были форты береговой артиллерии, прикрывавшие фланги главной оборонительной линии на берегу Финского залива и Ладожского озера.
30
Эти противотанковые орудия в начале войны были в основном на бумаге. (Прим. авт.)