Карл Ланге
Шрифт:
– Вы хотите поставить под сомнение достоверность составленного ею описания?
– Вы не ответили на мой вопрос.
Осмундсен молчал.
Карл Ланге повернулся к ним спиной, подошел к окну и стал смотреть на улицу.
– Мы с вами свяжемся, – услышал он слова Осмундсена.
Но не обернулся, потом хлопнула дверь.
Карл Ланге не мог работать. Он весь ушел в свои мысли. Он принимал снотворное, чтобы уснуть, и вставал утром с пьяной головой. Так прошло два дня. Он думал, но ничего не придумал.
Наконец его озарило: он открыл телефонный справочник
Его поразила догадка. А вдруг это тот Осмундсен? Тогда он мог знать его в лицо, мог случайно увидеть в «Ирме» и сопоставить с описанием, данным изнасилованной девчонкой?
Мысли роились в голове, складываясь в причудливые сюжеты; он накрутил себя чудовищно.
Снова взялся за отложенный было каталог, раскрыл его и второй раз нашел нужное имя и номер телефона. Он решил позвонить и проверить свою догадку. Но тут же передумал: ему расхотелось говорить с полицейским: что он ему скажет? Вместо этого он набрал номер на Киркевей. Если это не его адрес, в чем он теперь был почти уверен, то вопрос отпадет сам собой. У полицейского должен быть телефон.
Он был уверен ровно настолько, что замотал трубку носовым платком и замер, будто делал что-то незаконное. Ответил женский голос. Он спросил: это квартира сотрудника полиции Осмундсена? Нет. Он извинился и повесил трубку.
Он надел на себя серое полупальто – впервые после всего – и вышел. Он трепетал как натянутая стрела. Пройдя четыре квартала на запад, он увидел нужный номер: это оказался четырехэтажный дом со съемными квартирами, недавно отремонтированный. Как он и подозревал, кратчайший путь отсюда в Полицейское управление проходил мимо «Ирмы».
Но как Осмундсен вычислил его? Может, просто шел за ним, а потом расспросил соседей и узнал точный адрес?
Он не остановился возле дома, не зашел во двор. Он поднялся еще метров двести вверх по улице, свернул и другой дорогой вернулся домой. Ему не хотелось быть замеченным, и он вновь почувствовал себя нарушителем закона.
В подъезде он столкнулся нос к носу с Осмундсеном, который уже спускался, один. Карл Ланге был занят своими мыслями и не заметил его.
– Вот и вы, – сказал Осмундсен. Карл Ланге не ответил.
– Мы можем подняться в квартиру?
– А что вам надо?
– Поговорить с вами.
Карл Ланге молча пошел вверх по лестнице, Осмундсен поднимался следом. Карл Ланге отпер дверь, прошел в гостиную и, не сняв пальто, сел на стул. Осмундсен тоже.
И тут Карл Ланге успокоился, мысли, мучившие его несколько дней, вдруг потеряли болезненность. Он спросил:
– Как давно вы знаете меня?
– Что вы имеете в виду?
– Я и не рассчитывал на ответ. Так что вам угодно?
– Я пришел по поводу опознания, о котором вы спрашивали.
– Спасибо, меня это больше не интересует.
– Вы меня не поняли. Оно интересует нас.
Он промолчал. Он ощущал полнейшее спокойствие и ждал. Осмундсен тоже выжидал, и это походило на дуэль, оружием для которой выбрали молчание.
Первым дрогнул Карл Ланге, хотя он был по-прежнему спокоен и едва не ощущал превосходства:
– Сколько у вас подозреваемых на сегодняшний день?
– Вы об этом спрашивали в прошлый раз.
– Но вы мне не ответили. Может, вы просто не умеете лгать?
– Не умею. А вы?
– Когда в этом есть смысл. Кто опознал меня в «Ирме»?
– И когда есть смысл лгать?
Карл Ланге поднялся, снял пальто, повесил его на спинку стула и снова сел, отвернувшись в сторону.
Осмундсен продолжал:
– Вы были женаты, так?
– Был.
– А восемь лет назад развелись?
– Как вам известно.
– И, насколько я понял, вы сами потребовали развода?
– С чего вы взяли?
– А как? Вы в одночасье съехали из дому, заявив, что вы в депрессии и вам нужно побыть в одиночестве. А спустя несколько дней позвонили супруге и сообщили, что продолжать совместную жизнь не хотите.
Осмундсен замолчал. Карл Ланге не отвечал; чувство покоя улетучилось.
– Вы не можете не признать, что это достаточно необычный даже по современным меркам способ прекращения супружеских отношений. Возможно, у вас были мотивы, которые вы хотели сохранить в тайне от жены?
Карл Ланге так и сидел, отвернувшись от Осмундсена. Он постарался сказать как можно безразличнее:
– И что же это были за мотивы?
– Возможно, вы хотели скрыть от жены другую связь?
– Скрыть? С какой целью?
– Вот именно: с какой целью?
Все, это было выше его сил. Перед ним сидел человек, которому должность дозволяет ковыряться в его, Карла Ланге, частной жизни, в его душе, в его чувствах; какая мерзость! Он вскочил на ноги, он не владел собой, он не представлял, что ему сделать, но сил выслушивать такое у него больше не было, и он вышел из гостиной, потом, плохо отдавая себе в том отчет, из квартиры, спустился на улицу, перешел с размеренного шага на бег и подумал: теперь он точно решит, что я виновен. Но как раз это Карла Ланге не встревожило, напротив, ему было приятно навести Осмундсена на ложный след – в отместку.
На углу он обернулся. Осмундсена не было. Он помчался дальше и, только почувствовав себя в безопасности, остановился и зашел в крохотное кафе, почти пустое. Он взял пухлую горячую вафлю и обжигающий кофе и устроился подле окна.
Попытался успокоиться, да где там. Перед глазами стоял этот вышколенный Осмундсен, хитрован и подлец: вежлив, держит дистанцию и сладострастно мотает нервы. Как же он его презирал, как ненавидел!
Два часа спустя он вернулся домой и заперся. По-прежнему сам не свой, он для успокоения принял таблетку снотворного. На часах была половина четвертого. Он мерил шагами пол и ждал, чтобы таблетка подействовала. Лучше не становилось, и в пять он принял еще одну. Тут зазвонил телефон. Но он не снял трубку. Он продолжал шагать, хотя к окну не приближался, чтобы не заметили с улицы. Потом вспомнил, что Осмундсен упомянул опознание, взял висевшее на спинке стула пальто, ножницы, пошел в спальню и стал резать его на кусочки. Их он складывал в пластиковый пакет. Спокойствие отчасти вернулось. Я мог просто спрятать его где-нибудь, подумал он. Он лег на кровать и укутался пледом. Так дело не пойдет, я уже неделю не работаю, надо взять себя в руки.