Карлуша на Луне
Шрифт:
Свой паёк, состоящий из разнообразных, вкусных, но щедро сдобренных порошком продуктов, они выбрасывали в специально вырытую за домом и прикрытую ветками глубокую яму.
— Погода портится, — хрипло произнес Ханаконда, барабаня пальцами по мутному стеклу небольшого окошка. — Где до сих носит этих идиотов…
Тефтель и Жмурик сидели на табуретках и, как обычно, не спеша перебирали ягоды, бросая листики и мусор прямо на пол. На плите кипела кастрюля с грибами, от одного запаха которых всех давно воротило.
— Сегодня
— С-скотина, — прошептал Ханаконда. — Имейте в виду, господа сообщники, не будет дисциплины — не будет побега. Другой жизни вам не видать, передохнете все здесь, на болоте.
— А уже есть какие-нибудь соображения насчёт побега, а, шеф? поинтересовался Тефтель.
— Соображения? Так я вам и сказал, чтобы вы завтра же всем растрепали. Сегодня Губошлёп залез в яму, а завтра кто-нибудь ещё нажрётся порошка и побежит докладывать о побеге старшему надзирателю.
— Обижаете, начальник, — возразил Тефтель. — Гадом буду, если побегу к надзирателю. А может, всё-таки махнём через пролив? Пилы и топоры у нас есть — доберемся до берега и сколотим плот. Дождемся попутного ветра, поднимем парус — и мы уже на том берегу!
— Ты — дурак. Ещё ни одно судно не смогло преодолеть течение в проливе. Плот унесёт в Северный океан и затрёт во льдах. Не мешайте мне думать.
Ханаконда снова забарабанил по окну и заскрипел зубами.
На пороге послышался топот сапог, и в дом вошли Хорёк, Губошлёп, Мига и Кролл. Рожи у них были красные и распухшие от укусов комаров. В руках они держали вёдра с клюквой, наполненные не более чем на две трети.
— Почему раньше времени? — произнёс, не оборачиваясь, Ханаконда.
— Погода портится, шеф, — объяснил Хорёк. — Поднялся ветер, дождь вот-вот хлынет. Завтра встанем пораньше и наверстаем.
— Если не сделаете план, накажу всех четверых.
— Сделаем, шеф, всё будет в порядке.
«Как бы этот ветер не испортил все дело, — проворчал про себя Ханаконда. — Если завтра погода будет нелётная, придется отложить затею до следующего рейса…»
— Губошлёп, — позвал он щуплого и лопоухого гнома. — Подойди ко мне.
Тот встал перед шефом, глядя на него счастливыми, бессмысленными глазами-пуговицами.
— Зачем ты лазил в яму, Губошлёп? Ты ведь знал, что этого нельзя делать.
— Знал, шеф, конечно знал. Да уж только очень болел живот от этой нашей еды. Будто выпил ведро бензина, а после какая-то сволочь просунула туда руку с горящей спичкой…
Приступ боли обжёг внутренности Ханаконды, он стиснул зубы и прикрыл глаза. Такие приступы случались последнее время с ним довольно часто. Он проглотил горсть таблеток и произнес сдавленно:
— Теперь всё в порядке?
— Да, шеф, чувствую себя хорошо.
— И что же ты теперь собираешься делать?
— Вот думаю сходить к старшему надзирателю
Тефтель выронил на пол ковшик, из которого пил воду.
— Что-что? — удивленно вскинул брови Ханаконда. — Как ты говоришь «донести старшему надзирателю»?
— Именно так, шеф. Господин старший надзиратель каждый раз говорит об этом на построении. Он говорит, что, если мы не будем доносить друг на друга, он урежет нам пайки. А продукты в пайке первый сорт, поверьте мне, шеф.
Некоторое время все с ужасом смотрели на Губошлёпа, который как ни в чём не бывало простодушно улыбался. Ханаконда медленно шагнул к нему и погладил по голове:
— Хорошо, хорошо, молодец. Только ты вот что… Ты не ходи сегодня к этому старшему надзирателю, ладно?
— Как прикажете, шеф.
— Сейчас ты вот что сделай: бери ведро и отправляйся в лес, за дальнюю просеку. Тут без тебя вышло новое, особо важное распоряжение: чтобы клюкву по ночам собирать. Она, видишь ли, именно в это время особенные соки набирает, целебные, понимаешь?
— Да-да-да, понимаю…
— Вот и молодец. Так что одевайся потеплее — и вперёд.
Губошлёп покосился на своих товарищей, которые теперь едва сдерживали смех.
— Один?
— Один, один. Работа эта, видишь ли, очень ответственная, не всякого пошлют. Тут без тебя старший надзиратель приходил, он прямо так и сказал: только тебе, мол, он и доверяет.
Лицо Губошлёпа осветилось гордостью. Он набросил поверх ватника плащ с капюшоном, подхватил вёдра и, весело насвистывая, зашагал из дома в сторону леса.
Проследив за ним через окно, Ханаконда повернулся к оставшимся:
— Что, господа мазурики, ещё кому-нибудь охота набить брюхо?
Все понимали, для чего шеф отправил провинившегося на ночь в лес. Действие порошка ограничивалось сутками, и ближайшим утром этот срок истекал. Оставлять недотепу в поселке было опасно, потому что Пфигль мог в любую минуту нагрянуть с проверкой. А ночёвка в холодном лесу послужит Губошлёпу и остальным хорошим уроком.
— Загнёмся мы здесь, шеф, честное слово, загнёмся, — заскулил Кролл, нервы у которого были на пределе. — У меня в животе будто ежи завелись, будто не желудок внутри, а осиное гнездо… За что, за что мне такое наказание!
— Молчать! — крикнул Ханаконда, которого самого то и дело скрючивало от боли. — Все зубы выбью!.. Всё, завтра рванём когти, понятно? Уйдём на продуктовом вертолёте, век воли не видать. Теперь всем тихо и слушайте сюда внимательно…
Когда далеко за полночь в радостном волнении улеглись спать, Хорёк подсел к кровати Ханаконды и прошептал:
— Такое дело, шеф. В нашем посёлке есть ещё один гном, который сам догадался про порошок.
— Это кто же?
— Зовут Тихоня, он здесь несколько дней, новенький.