Каролинец
Шрифт:
— Салли! — девушка вся вспыхнула, — не в объятиях! Я рассказала тебе правду!
— Ах, да — ты была в его объятиях только наполовину. Но ревность — плохой советчик; она всегда все преувеличивает, и в представлении мистера Лэтимера ты оказалась в объятиях галантного капитана не наполовину, а вся целиком. Что бедолаге оставалось думать? Только то, что он тебе сказал: твои симпатии в его отсутствие поменялись, и ты ухватилась за политические убеждения, как за предлог, чтобы порвать с женихом.
— Салли! — Миртль объял страх, — ты тоже мне не веришь?
— Я-то верю. Но я все-таки женщина. Мужчина, моя дорогая, устроен совершенно иначе. В своих рассуждениях он опирается на так называемую логику. Что и служит источником всех человеческих ошибок. Гарри логика тоже подвела — он сделал ложные выводы.
— А что же делать мне, Салли? Он не сдвинется с места, он останется, невзирая ни на какие указы. А если он останется… — Она закрыла лицо руками и застонала. Перед ее глазами встала тень виселицы.
— Я знаю, знаю, дорогая, — Салли прижала Миртль к своей груди. — Нужно срочно что-нибудь придумать.
Изобретательный ум ее светлости, пришпоренный критической ситуацией, лихорадочно заработал в поисках выхода. Это дело затрагивало и ее интересы — через брата и мужа. Нужно во что бы то ни стало вынудить Лэтимера скрыться, или положение станет опасным. Возникнет пожар; он поглотит все, в том числе и тех, кого Салли любит больше всего на свете.
— Том, ты можешь что-нибудь предложить? — спросила она брата. — Ты понимаешь, как необходим его отъезд — не только ему самому, но и всем нам? Сумел бы ты переубедить его, как ты думаешь?
— О да! Правда, для этого не хватает безделицы: Гарри должен поверить мне в том, в чем не поверил самой Миртль.
Сарказм Тома навел Салли на новую мысль, и воз наконец тронулся с места.
— Миртль, как ты полагаешь, он уедет, если убедится в твоей верности? Если поверит, что у него нет оснований для ревности?
Миртль задумалась.
— Мне кажется, да, — медленно отвечала она, затем повторила тверже: — Да, я в этом уверена! Его удерживает только ревность.
— Тогда необходимо всего-навсего убедить его, надо дать ему доказательства.
— Но какие тут могут быть доказательства? Как я смогу доказать, что не изменяла, если моего слова ему недостаточно?
Ее светлось порывисто заметалась от Тома к Миртль, охваченная раздражением, боровшимся с отчаянием.
— Доказательства! Доказательства! — возмущалась она. — О несчастные глупцы, требующие доказательств очевидного! Том, ты мужчина и должен знать. Что для мужчины служит верным доказательством женской любви? Исключая, конечно, смерть за любимого — этого ни один из вас не достоин.
— Разрази меня гром, откуда я знаю? — проворчал Том. — Ха! Кое-кто склонен таковым считать замужество.
Но Салли опять пропустила его сарказм мимо ушей, извлекши из его слов только рациональное зерно.
— Замужество… — в глазах ее светлости внезапно вспыхнуло озарение. — Замужество! Его устами глаголет истина, несмотря на всю его глупость! Миртль! — она подбежала к кушетке, опустилась рядом, обняла подругу и заглянула ей в глаза. — Скажи, Миртль, ты любишь, ты действительно любишь Гарри Лэтимера?
— Да, да! Конечно.
— И ты хочешь выйти за него замуж?
— Конечно, Салли. Когда-нибудь.
— Нет, Миртль, когда-нибудь может оказаться слишком поздно. Не когда-нибудь, а сегодня! В крайнем случае, завтра.
Миртль испугалась, ее охватила паника. Она начала перечислять причины, по которым не может этого сделать — девичья скромность и прочий вздор. Но Салли бесцеремонно перебила девушку, лишь только уловила смысл ее возражений.
— Ты что, не понимаешь? Это единственный выход, единственное убедительное доказательство, которое ты можешь ему дать, и, тем самым, единственный способ спасти его жизнь и, Бог весть, сколько еще жизней. Либо замужество, либо виселица для Гарри Лэтимера. Тебе решать, что именно.
Она оставила Миртль и бросилась к открытому бюро, стоящему у французского окна с видом на залив, и быстро сочинила Лэтимеру записку, в которой просила его не счесть за труд безотлагательно нанести визит ее светлости. «У меня для вас есть новости, — писала Салли, — крайне важного свойства. Если вы тотчас не придете, то будете жалеть об этом всю оставшуюся жизнь».
Она свернула записку, приложила к ней печать и позвонила слуге. Леди Кемпбелл была женщиной быстрых решений и стремительных действий.
— Итак? — снова подступила она к Миртль, — ты решилась?
Миртль металась, запутавшись в собственных чувствах, как птичка в силках.
— Но, Салли, дорогая, мой ответ мало что решит. Нужно получить папино согласие.
— Папино согласие ты получишь потом, когда ему поздно будет отказывать.
— Она вручила записку явившемуся слуге. — Передайте посыльному, чтобы сейчас же отнес это на набережную, мистеру Лэтимеру.
Слуга удалился, и ее светлость, радостно возбужденная, раскрасневшаяся, заняла позицию посреди гостиной, весело посматривая то на Тома, то на Миртль.
— Вот так-то, милая!
— Тебе весело, а я просто в отчаянии! — дрожащим голоском отозвалась Миртль, потом вскочила и стала нервно кружить по комнате.
— Если вас так сильно страшит перспектива замужества, Миртль, — лениво вмешался Том, — то можете не переживать. Оно наверняка не состоится.
— Что такое ты там болтаешь? — грозно спросила его сестра.
— Да то, что с тобою всегда так, Салли. Ты не замечаешь препятствия, пока не споткнешься об него и не набьешь шишку. Законы — о них ты забыла? Здесь тебе не Англия. Миртль еще несовершеннолетняя, и без согласия отца она не может выйти замуж. В колонии ни один священник не освятит этот союз, да и найдись такой, брак все равно считался бы недействительным.