Картины из истории народа чешского. Том 2

Ванчура Владислав

Когда замок наш был взят, в дождливую ночь бежал я из нашего стана. Босой, в грубом плаще, без меча бродил я по лесу, горько упрекая Господа, что дал Он уйти мне живым. Терзаюсь и плачу… И тут доходит до меня счастливая весть, что где-то в Чехии, недалеко от города по названию Колин, стоит дворянское войско против Рудольфа Габсбурга.

Возликовало сердце мое, заплясало от радости и со счастливым рыданием подскочило в груди. Я тотчас пустился в путь, но — увы! — едва добрался до тех равнин, узнаю, что противные стороны заключили перемирие, что Рудольфу даны в управление на пять лет Моравские земли и что править в Чехии будет не государыня королева, а опекун юного королевича Вацлава.

Заплакал я тогда

и решил направить свои стопы в Моравию, к епископу, который был советчиком славного короля. «Велики проступки светских вельмож, — сказал я себе, — нет в них постоянства, гордыня ослепляет их, соблазняет корысть. Дьявол оседлал их. Пан Бореш из Ризенбурга, правда, поплатился головой за гнусную измену, что же до Завиша, то я сам уничтожу его! Все шаги свои направлю к тому, чтоб когда-нибудь встать на его пути и убить. Как поедет он один или с малой дружиной, как поскачет в веселии к замку так, что будут развеваться гривы коней — крикну ему, чтоб защищался, и, едва он поднимет руку, спущу стрелу и обрушу свой меч, и отделю его голову от тела! Иисус и Пресвятая Дева помогут мне, ибо нескончаема борьба между изменой и верностью, и в этой борьбе силы Небес стоят на стороне верных!»

И пошел я в Моравию к епископу, который был советчиком короля Пршемысла. Славный король очень любил его, и я вправе был думать, что примут меня хорошо. Добравшись до Оломоуца, увидел я у лесной дороги какого-то монаха: он стоял, опираясь на заступ; и я понял, что он копает могилу. Я поздоровался с ним и сказал:

— Отче, я иду к святому епископу и ищу монаха, который был бы своим человеком на епископском подворье и мог бы возвестить мое имя. Не вы ли тот добрый монах, который во имя христианской любви сослужит мне эту службу?

— Душою рад, — отвечал монах, — вот только похороню этого дворянина.

И он показал на дерево, и я, следуя взглядом за направлением его пальца, увидел жуткое раскачивание повешенного.

Спросил я, чем провинился этот дворянин, и монах ответил:

— Он искал ссоры с воинами Рудольфа Габсбургского и поднял на них меч. Святой епископ, наместник короля, велел его казнить.

Поблагодарил я монаха и, проклиная епископа и панов, повернул к Пражским городам.

Среди мелкой шляхты и по малым замкам ходили слухи, будто Пражские города отошли королеве, И отважился я на столь далекий путь, чтобы в ее дружине найти себе пропитание, доспехи и добрый меч.

Было суждено мне пробираться лесами и чащами, скрываясь, ибо бродили в тех краях шайки, убивая и грабя людей, И зрел я великие муки и страшные кары, насланные Богом на нашу прекрасную страну. Львиное сердце и то ослабело бы при виде всего этого, воины из камня возопили бы гласом. Я видел брошенные селенья, видел дым пожаров, встающий над людским жильем, видел повешенных, и головы без туловищ, и отрубленные конечности. Ах, кто в силах описать все это!..

В страданиях укреплялась во мне мысль о королеве. Я шел все дальше и дальше и однажды наткнулся в лесу на кучу разорившихся, но честных шляхтичей.

— Рыцарь, — сказали мне эти люди, — чего ты хочешь добиться в Праге? Королева и королевич Вацлав в плену. В одиночестве, и горе живут они, заточенные в прочной крепости Бездез. Стережет их строгая стража.

Не зная, что лучшее мог бы я предпринять, остался я с этими дворянами. Порою нам случалось спасти какого-нибудь несчастного от произвола, но в конце концов отряд наш распался. И мне ничего не оставалось, как двинуться дальше. Шел куда глаза глядят и так, предавшись воле случая, достиг своей первоначальной цели, а именно Праги, города, что и теперь приютил меня и всем нам дал прибежище в госпитале крестоносцев.

Когда я завидел мощные стены Праги, в сердце мое вошла надежда. И казалось, по праву, ибо встретился мне достойный горожанин Матей,

поселивший меня в своем доме. Он был оружейник, ковал благородное оружие, добился благосостояния и уважения, и в хорошие времена стол его был изобилен. Был у него дом, конюшня, а муки — хоть засыпься… И что же осталось? За малое время все пошло прахом.

Христиане, все это вы испытали сами. Многие из вас пекли хлебы под собственной крышей, многие торговали в своих лавках красивыми кружевами, и было у вас по два сундука с одеждой — в одном одеяние для церкви, в другом для будней; ныне же прикрываете вы тело обрывком плаща. Сами знаете, как оно бывает…

В начале моей жизни у оружейника Матея еды хватало на всех. Гостеприимец мой накладывал мне жирные куски, а я ему говорил:

— Матей, я подарю тебе резвого коня и выкуплю для тебя свой плащ с золотыми галунами, который я заложил в Венгрии у какого-то лихоимца. Будешь ты красоваться в моих подарках, и никто не распознает, что ты не дворянин.

Ах, разгорячась от еды. и питья, весело смотреть на жизнь! Я воображал, будто судьба уже поворачивается ликом ко мне и дела мои поправляются; как бы не так! На дорогах, по которым я пробирался, все больше становилось грабительских шаек. Изменники паны кинулись на коронные земли, которые когда-то отнял у них славный король Пршемысл; по всей стране ширились жестокие междоусобицы, ни одна повозка не могла пробраться к воротам Праги. Известно: если не прошмыгнет в город крестьянин с мешком за спиной и гусем под мышкой, если мяснику нечего резать — начинается дороговизна и к людям приходит нужда с бедой. Скоро уже и портному стало нечего шить, сидел без дела и оружейник. Увидел я, что беднеет дом моего гостеприимца, во всем уже ощущается нехватка, и кусок становился мне поперек горла.

«Как же так, — говорил я себе, — я, дворянин, ем за столом горожанина? За столом бедняка; который еле держится над водой? Нет, этого я не снесу! Надо мне позаботиться о другом способе прокормиться, и дай Бог, Чтобы это был воинский способ, приносящий честь, победу и покой!»

В ту пору ходили толки, будто государыне королеве удалось бежать из заточения и что нашла она приют в Моравии. И сказал я тогда своему гостеприимцу:

— Матей, у тебя есть добрые мечи, но давно уже я не видел, чтоб в твою мастерскую приходили рыцари с намерением препоясаться одним из них. Давненько уже не звенели в твоем доме серебряные монетки, и ремесло твое не приносит дохода. Не выставляешь ты на продажу ни щита, ни копья, а мечи (смазанные жиром) лежат у тебя в соломе. Прячешь ты их от людских глаз, прячешь от грабителей. Но что такое меч без руки, лук без стрел, птица без крыльев? Ну же, друг, выпусти-ка на волю своих в огне закаленных сыночков, отдай их в руки, самим Богом для того предназначенные, отдай их в руки дворян! В Пражских городах есть немало рыцарей, служивших Пршемыслу, только не хватает им того, что есть у тебя в избытке! Открой же нам свой арсенал, мы добудем где-нибудь коней, и бросим клич к народу, и захватим город. Потом достаточно будет выслать гонцов к милостивой королеве, она явится и возьмет наследство свое и будет владеть им в покое и мире. Сделай, как я прошу, и ты вернешь себе благосостояние и заслужишь почет!

— Рыцарь, — ответил мне оружейник, — рыцарь, ныне бедствующий, а вчера осиянный славою, — мечи эти мои, и в них все мое достояние. Неужели же мне лишиться его? Мне ли впутываться в неверные предприятия?

Я возразил, что никогда не выигрывает тот, кто ни на что не отваживается. Оружейник отвечал мне все более резко, и гнев принес мне на язык угрозы.

— Ах ты скупец! — вскричал я. — Ах ты олух, рожденный под капустным кочаном, да я могу так разнести твою лавчонку, что и следа не останется! Хотел я внушить тебе хоть капельку благородного чувства, да вижу: ты — хам, раб и пес!