Карточный домик

Доббс Майкл

Лэндлесс поднял свое грузное тело из кресла и подошел к большому венецианскому окну. Отсюда он мог видеть печные трубы, крутые крыши и мрачные коробки трущобных домов Бетнал Грин, где он родился и где в детстве познал все, что надо было знать о вышивании. Несмотря на свое богатство и возможности, он не хотел покидать этого района, наоборот, старался держаться от него поблизости. Там были его корни, и он знал: пойди все прахом, именно туда ему и придется возвращаться. Когда Лэндлесс снова повернулся к ней лицом, Матти увидела, что он признал свое поражение.

— Что ты собираешься делать, мисс Сторин?

— Уже слишком поздно предпринимать что-либо, чтобы помешать избранию

Урхарта, но в моих силах сделать так, чтобы он как можно меньше оставался в своей новой должности. Но для этого будет нужна ваша помощь.

— Моя помощь! Я… не понимаю. Сначала ты обвиняешь меня в том, что из-за меня начался весь этот хаос, а теперь просишь, чтобы я тебе помог. Ни хрена себе! — воскликнул он на чистейшем кокни.

— Я объясню. Может быть, вы и негодяй, может быть, вы издаете грязную газету, мистер Лэндлесс, но думаю, что меньше всего вы хотите видеть во главе нашей страны такого человека, как Урхарт. Вы закрепили за собой репутацию патриота — выходца из рабочего класса, которому близки сердцу и его традиции, и его интересы. Для кого-то это может показаться банальным, но не для меня. А если я права, то это значит, что вы никогда не стали бы участвовать в заговоре, чтобы протолкнуть на Даунинг-стрит человека, зная, что он убийца.

Она сделала паузу, но он промолчал.

— Во всяком случае, я думаю, что смогу уговорить вас, исходя из чисто коммерческих соображений. Независимо от характера развития событий считайте вашу сделку о приобретении «Юнайтед ньюспейперс» мертворожденной. У вас две возможности, чтобы самому сделать выбор. Вы или станете свидетелем того, как эту сделку сметет шторм, который, несомненно, поглотит Урхарта и дойдет до вас, лишив возможности заработать в Лондоне деньги на любую новую сделку, или вы откажетесь от нее сами, поможете мне пригвоздить Урхарта, спасете свой бизнес и станете героем дня.

— Почему я должен тебе верить?

— Потому что вы мне нужны.

— Я тебе нужен? — У него от удивления отвисла челюсть,

— Мне нужно, чтобы вы были достойным газетчиком и опубликовали мою статью. Если она сразу и целиком появится в «Телеграф», а не будет в течение нескольких месяцев по частям и отрывкам продираться на страницы разных газет, никто не сможет ее проигнорировать. Я дам вам эксклюзивное право на материал, от которого вы впадете в патриотический транс, после чего вряд ли у меня будет смысл набрасываться на вас.

— А если я скажу «нет»?

— Тогда я воспользуюсь целой армией заднескамеечников оппозиции. Они будут только счастливы получить от меня все то, чем я их вооружу. Один за другим начнут они подниматься в палате общин, где они защищены от законов клеветы, и выступать с заявлениями, которые разоблачат вас и Урхарта и приведут обоих к оглушительному краху.

Она выложила на стол все свои карты. Игра подходила к концу. Не остались ли у него в запасе еще какие-нибудь козыри?

— Урхарт падет так или иначе, мистер Лэндлесс. Вам нужно решить одно: падете ли вы вместе с ним или поможете мне подтолкнуть его…

Был уже ранний полдень, когда Матти вернулась в Вестминстер. Снегопад закончился, небо постепенно очищалось от туч, и столица понемногу приобретала тот вид, который изображался на традиционных рождественских открытках. Особенно великолепно выглядели здания парламента, походившие на дивный рождественский торт, сверкавший сахарной глазурью под голубыми, кристально чистыми небесами. Звуки хорала с пожеланиями добра и благополучия всем людям, доносившиеся из церкви Святой Маргарет, укромно расположившейся под крылом огромного средневекового здания аббатства, оживляли эту сцену, и на прохожих

веяло духом безмятежного поноя и викторианского очарования.

В различных частях палаты общин уже начался праздник. Один из коллег Матти по галерее для прессы поспешил к ней, чтобы ввести в курс дела.

— Проголосовали уже около восьмидесяти процентов правительственных членов парламента. Полагают, что в победе Урхарта не может быть никакого сомнения. Более того, похоже, он победит с подавляющим большинством голосов.

Пробили часы Биг Бена. В его колокольном звоне Матти слышалось какое-то новое, ужасное звучание. Ей показалось, что от крыши дворца оторвалась ледяная сосулька и вонзилась прямо ей в сердце. Надо поторапливаться.

Урхарта не было ни в его комнате, ни в каком-либо из баров и ресторанов Вестминстерского дворца. Тщетно пыталась она навести о нем справки в коридорах и уже подумала, что он уехал обедать или давать интервью, когда один из дежурных полицейских сказал, что минут десять назад Урхарт прошел в направлении к зимнему саду. Она не только не имела представления, где этот сад находится, но и вообще не знала о его существовании.

— Да, мисс, мало кто знает о нашем зимнем саде на крыше, о нем предпочитают помалкивать, иначе все туда кинутся. Сад находится прямо над палатой общин и идет вокруг того огромного центрального светового люка, через который дневной свет поступает в палату. Собственно говоря, это плоская нрыша в виде террасы. Мы отнесли туда несколько столиков и стульев, летом обслуживающий персонал парламента имеет возможность подняться туда, прихватив с собой бутерброды и термос с кофе, передохнуть немного и понежиться на солнышке. Мало кто из членов парламента знает о нем и еще меньше ходят туда, но мистера Урхарта я видел там несколько раз. Думаю, ему нравится смотреть оттуда. Но сегодня там, должно быть, дьявольски холодно и одиноко, если мне будет позволено так выразиться.

Следуя его указаниям, она поднялась по лестнице к галерее для посетителей, потом еще выше, прошла через обшитую панелями комнату, в которой переодевались щвейцары дворца, и увидела слегка приоткрытую пожарную дверь. Пройдя в эту дверь, она оказалась на крыше, и у нее замерло дыхание. Вид был поистине велинолепен. Прямо перед ней высилась, устремившись в безоблачное небо, покрытая сверкавшим под солнцем снегом башня Биг Бена. С ошеломляющей четностью виделись малейшие детали изумительной резьбы по камню, перед глазами подрагивали огромные стрелки часов, приводимые в действие древним, но прекрасным механизмом, неумолимо отсчитывавшим время.

Слева виднелась черепичная крыша Вестминстерского дворца, повидавшего на своем вену пожар, войну, бомбы и революцию и бывшего свидетелем стольких человеческих радостей и страданий. Справа мощно и уверенно катила свои воды Темза, подчиняясь законам, не подвластным влиянию бушевавших на ее берегах капризных волн истории.

А прямо перед собой на снегу она увидела свежие следы…

Он был там. Урхарт стоял у парапета в дальнем конце террасы, глядя через крыши Уайтхолла на север, где, как он знал, простирались поросшие вереском поля его детства. Еще никогда не приводилось ему видеть с этого места укрытый снежным одеялом город. Небо было так им же прозрачным, как и воздух в покинутых им долинах Шотландии; белые крыши домов казались чередой холмов его родного края, где он провел столько захватывающих часов на охоте с егерем; шпили башен представлялись зарослями ельника, в которых они прятались, наблюдая за оленями. Ему казалось, что сегодня он мог проникнуть взглядом и внутрь своего дома в Пертшире, и еще дальше — в вечность. Теперь все принадлежало ему.