Карты судьбы
Шрифт:
Он говорил, глядя в огонь и не задумываясь о выборе слов – они сами рождались на его губах.
– А есть еще вещи-загадки, которые ты будешь неустанно разгадывать – вечно искать и разгадывать…
– Я буду нырять, – сказала Гейджи, глядя на него сбоку. Сказала неожиданно даже для себя самой. Саймон повернул голову и посмотрел на нее – так, словно ожидал, что она скажет что-то еще. Кивнул.
– Ты сама решила, – сказал неожиданно сухо. Встал и ушел в темноту. Ей даже холодно стало. Гейджи коротко вздохнула, как будто просыпаясь. Решила… сама ли? Или он задел в ней невидимые струны, настроил, словно опытный музыкант, чтобы добиться нужной ему мелодии?
Пловцы обычно ныряли с
Гейджи предпочитала нырять без одежды. Не скрывающая почти ничего набедренная повязка ныряльщика, пояс с ножом и сеткой для находок, неизменная Слеза на шее – вот и все, что оставалось на ней, когда девушка скидывала с себя плащ.
– Так-так-так, – заметил Хорстон, как-то раз появившийся на палубе вслед за хозяином. – А я-то думаю, что у тебя за вечные дела в это время на шхуне?
Девушка подняла руки, закалывая волосы в тугой узел над головой. Хорстон, выпятив губы, придирчиво, по дюйму, осмотрел ее, проворчал что-то и обратился к Саймону:
– Ну и чего ты себя травишь-то?
Хозяин рассмеялся ему в лицо:
– Я не собака, на кость не бросаюсь!
Вовсе не была она костлявой. Сплошные плавные, длинные мышцы, переливающиеся под тугой гладкой кожей – белой, как у всех северян, но скоро приобретшей медовый оттенок на здешнем солнце. Раз за разом он наблюдал, как она снимает плащ, проверяет привязанные к ремню нож и сетку, тщательно закалывает свои густые волосы – видимо, сушить их для нее большая проблема, – сосредоточенно делает дыхательные упражнения. Всего раз, в самом начале, она показала, что видит его, – непроизвольное движение обратно, к плащу… С тех пор он мог бы поклясться, что девушка и не подозревает, что кроме нее на палубе есть кто-то еще. Иногда его это задевало. Не то чтобы он глазел на нее с вожделением. С удовольствием – да (так иногда нельзя отвести глаз от редкостной вещи). Больше всего она напоминала ему какое-то удивительное морское существо, свободное, неуловимое. И – да, ему хотелось прикоснуться к ней, провести ладонями по сильным, нагретым солнцем плечам, гибкой спине, тугим ягодицам, длинным гладким бедрам, крепким икрам – так руки рассеянно скользят по изящным изгибам найденной амфоры… И то, что это зрелище – лишь для него, – тоже доставляло ему удовольствие.
Но он вовсе не травил свою душу или плоть, как считал Хорстон. Нет. Просто он отдыхал, глядя на нее, – и это вошло в его ежедневную привычку.
…Но как смела она его не замечать?
Гейджи спускалась все ниже и ниже, следуя запутанным лабиринтом улиц, не особо заботясь о направлении и глубине. Она знала, что Вещь сама призовет ее к себе. Она ждет и жаждет приобрести себе нового хозяина. Время от времени веревка, привязанная к поясу, подергивалась, Гейджи дергала ее в ответ и продолжала поиск. Гейджи не боялась всех тех несчастий, что могут ожидать пловцов в неведомых водах – глубины, давления, почти вызвавших смерть Камека; акул, морских змей, гигантских раковин, захлопывающих своими створками ногу или руку ловца жемчуга. Даже нехватка воздуха ее не пугала. Иногда казалось, она могла оставаться под водой настолько долго, сколько хотела, если бы забыла, что надо дышать.
Притяжение – зов? – Гейджи ощутила внезапно всем телом, словно настойчивое подводное течение. Оно, это течение, поворачивало ее, как стрелку компаса. Гейджи уверенно двинулась к неясно видному возвышению впереди, в котором с трудом угадывались останки какого-то здания. Зависла над ним, вглядываясь. Где же… Вот! Радостно перевернувшись, она устремилась
– Вы что, рехнулись? – выпалила Гейджи, едва показавшись из воды, в наклонившиеся над бортом встревоженные лица моряков. Саймон, уже протягивающий ей руку, опешил.
– Но тебя не было так долго…
– Никогда больше, слышите? Никогда!.. – она наконец справилась с поясом и зашвырнула его в лодку. – Что вы наделали! Я почти нашла…
Безнадежно махнув рукой, Гейджи большими гребками устремилась к берегу. Моряки следили, как она медленно выбредает на берег, проходит несколько шагов и садится на песок, сердито забрасывая в воду камешки.
– Дай ей волю, она в море и спать будет, – заметил Хорстон, поглядывая на хозяина. – А ведь у нее вроде нет причины помогать нам.
– Кроме скуки, – буркнул Саймон.
Он вовсе не сторожил ее. Не наблюдал за ней. Просто был рядом – так, на всякий случай – вдруг что-нибудь понадобится или она захочет что-то спросить. Но Гейджи, похоже, была готова говорить с кем угодно – от рыб до Хор-стона, лишь бы не обращаться к нему. Он не стеснял ее свободы, не запрещал и не просил делать что-либо: Гейджи приходила и уходила, когда хотела, разговаривала, когда и с кем хотела, и делала, что ей нравится. Единственное, за чем он следил строго, чтобы никто и близко не подходил к ее хижине, стоявшей чуть поодаль от остальных. «Собака на сене!» – фыркал Хорстон, Саймон благодушно пропускал это мимо ушей.
Он был рад, когда Гейджи присоединилась к ним под навесом на берегу. Основная нагрузка приходилась на ныряльщиков, но и остальным было чем заняться – от раскопки лежащих на мелководье руин до очистки и сортировки найденного. Гейджи посидела, наблюдая. Потом сама принялась за дело. Высунув от усердия язык, она осторожно обивала кусок бесцветного коралла, который очень слабо напоминал вазу с длинным узким горлышком и который ею и оказался.
– У тебя сильные и ловкие пальцы, девочка, – заметил Хорстон, понаблюдав за ней. – Но, может, ты просто будешь говорить нам, что там скрыто? А то потратишь целый день, а найдешь под всей этой дрянью ручку от пивной кружки…
Гейджи кинула взгляд на Саймона – тот невозмутимо складывал в сундучок очищенные монеты. Длинные светлые волосы, которые он обычно забирал в хвост, скрывали его склоненное лицо. Не его ли идея? Ведь он единственный знал про ее способности!
– Может, и буду. Хельмут, брось, это просто деревяшка! А вот если почистишь во-он тот диск, увидишь что-то интересное…
После полудня вернулись отдохнуть ныряльщики. Самый старший из них, Сигеноу, сразу ушел в хижину, Фанор остановился поглядеть на находки. А Камек прямиком направился к Гейджи. Что-то сказав, наклонился, высыпал на колени девушки разноцветные ракушки. Гейджи засмеялась, перебирая его «улов».
– Смотрите, эта с дырочкой! Можно сделать ожерелье!
– Я принесу еще, – пообещал Камек. Он сидел рядом с девушкой, едва ли не касаясь рукой ее колена, смеялся и болтал с Гейджи. Саймон поглядывал с раздражением. Девчонка сидит буквально на золоте и драгоценностях – и радуется пестрым ракушкам, которые просто валяются под ногами! И он вспомнил о ракушечном ожерелье Морского народа – победном призе Гейджи в Хейме. Нашли ли ее вещи? Может, ожерелье все же сохранилось?
А может, вопрос звучит по-другому – что он будет с ней делать дальше?