Каштаны на память
Шрифт:
Загромыхали автомашины. Поднялся людской гомон. Красноармейцы усаживали раненых в кузова.
К Андрею Стоколосу подошел Артур Рубен и виновато сказал:
— Не могу обнять тебя, друг. Рука как плеть. Но дружба наша будет жить! Лай дзиво драйзиба! — повторил по-латышски. — Но они… — погрозился кулаком на запад. — Они не пройдут. Но пасаран!..
— Береги Лесю, Артур! Ты один с нашей заставы с ней… Ты знаешь, кто она для меня!
— Хорошо. Лаби… Я все понимаю. —
Машины двинулись.
Первые автомобили-тягачи уже спускались извилистой дорогой к Днестру. А с последней еще махали руками Опенкин, Рубен и Леся.
— Вот и разлетелись как птицы! — с грустью сказал Андрей. — И это на двадцатый день войны. А где мы будем, когда армия возвратится на нашу границу?
— Вот именно! — с иронией подтвердил Оленев. — Где? Зачем уходить так далеко, Андрей?.. Дожить бы до вечера. А сейчас давай в засаду на пшеничное поле!
— Да, ребята! — очнулся лейтенант Рябчиков. — В штабе стрелковой дивизии нам приказали поджечь пшеницу, когда наши пройдут на тот берег. Стоколос и Оленев! Приказываю это сделать вам!
— Есть! — ответил Оленев.
— Ну и приказ! — вроде хотел возразить Андрей, но больше ничего не сказал.
Терентий Живица и Шмель Мукагов остались на дороге возле кукурузного поля. Лейтенант Рябчиков и старшина Колотуха с группой бойцов оседлали грейдер, который тянулся от днестровской кручи в бескрайние бессарабские степи. Андрею Стоколосу и Ивану Оленеву досталась пересекающая золотистую стену пшеницы полевая дорога.
— Что, друг Шмель? — обратился Живица к своему напарнику. — Это тебе не в фургончике сидеть со Стоколосом. Тут дела, брат, посерьезней. Это у вас лезгинку танцуют? А?
— И у нас, — ответил Мукагов и неожиданно спросил: — Слыхал? Перед самым перевалом через Кавказский хребет есть город Беслан?
— Теперь буду знать.
— Приезжай в гости! — пригласил мечтательным голосом Мукагов. — С родственниками познакомлю. Их у меня немало…
— Спасибо. А ты, Шмель, приезжай ко мне. Мое село на границе Черниговщины и Киевщины, — тяжело вздохнул Терентий. — Там уж скосили сено, растет отава…
Мукагов слушал рассеянно, все оглядывался на переправу.
— Хотя бы скорей переходили на тот берег!
Врага долго ждать не пришлось. Это была вражеская разведка на мотоциклах. Затрещал пулемет Живицы и Мукагова. Первый мотоцикл сразу же повернул с дороги в канаву и там опрокинулся. Другой, сделав круг, тоже повалился на бок. Третий мотоцикл проскочил вперед. Но короткая очередь остановила и его. С коляски мотоцикла выскочили два солдата, поползли к придорожной канаве
Мукагов оглянулся: «Прошли наши?..»
— Да скорее! Идут, как ишак под гору! — выкрикнул он, будто красноармейцы, которые направлялись к переправе, могли его услышать.
— Действительно! — волновался и Живица.
Приблизилось еще несколько мотоциклов и за ними на полном ходу — тягач с пушкой. Мукагов и Живица дали очередь и по этим мотоциклам, и по тягачу. Теперь гитлеровские автоматчики стреляли непрерывно, а артиллеристы стали разворачивать пушку. Мукагов еще раз оглянулся.
— Не видно наших. — Он вытер вспотевший лоб. — Нам тут не удержаться. Ударят пушкой — и все!
— Но и до кручи нельзя пустить пушку. Еще ударят по переправе прямой наводкой, — сказал Живица. — Давай в кукурузу, еще подержим дорогу на прицеле.
Они поползли от холма. Кукурузное поле было от них в тридцати шагах. Между тем ливень пуль стегал по холму и его склонам. Одна царапнула ногу Живицы, и он вскрикнул.
— Ранило!.. Дай пулемет!
— Возьми. Давай еще продвинемся.
Вот и кукуруза, высокая, зеленая, пышнолистная. Здесь можно спрятаться. Но это не главное. Нужно выбрать новую позицию и задержать пушку, автоматчиков, к которым еще подойдет подкрепление. Слышно, как шелестит жесткая листва от тихого ветра.
Мукагов вдруг поднялся и врезался в заросли, ломая стебли. Поднялся на ноги и Живица и, опираясь на карабин, пошел за Шмелем, припадая на раненую ногу.
— Очень тяжело идти. Хочется пить, — скривился от боли Живица.
— Нет у нас и баклажки. Забыли. Все патроны и гранаты брали! — с горечью сказал Мукагов. — Может быть, снимешь ботинок? Я помогу…
— Снимай.
Распухшая нога нестерпимо болела, и Живица думал, что босиком ему будет легче. В момент, когда Мукагов осторожно снимал ботинок с раненой ноги, Терентий увидел двух парнишек, которые пригнулись в кукурузе.
— Эй, хлопцы! Идите-ка сюда! — позвал Живица.
Осторожно и боязливо, пригибаясь, ребята приближались к красноармейцам.
— Мы видели, как вы секли из пулемета ихних мотоциклистов! — сказал один из них, чернявый.
Терентий достал из противогазной сумки бинт и подал парнишке.
— Я не умею перевязывать раны, — сказал веснушчатый, с рыжими волосами.
— А я попробую. — Чернявый взял бинт.
— Это не для раны. Протрите бинтом пулемет. Ему еще палить и палить, — озабоченно сказал Живица.
Мукагов и ребята переглянулись.
— Перешли наши Днестр? — обратился Живица к ребятам.