Кастелау
Шрифт:
Вицорек? Домбровски? Из горняцкой семьи, в Эссене?
Нет. Кто хочет писать сценарии для УФА, тому не к лицу шахтерская родословная, вся эта рурская копоть и грязь. Хотя он-то как раз из этой грязи и вышел. Но, как и все, оглянуться не успел – а уже оберлинился.
Матцке? Сценарий: Вильфрид Матцке.
Слишком по-пролетарски… Нынешним гениям что-нибудь аристократическое подавай. Они еще бумагу в машинку вставлять не научились, зато псевдоним поблагородней и позвонче вот он, уже готов.
По молодости, еще до первого сборника стихов, я ночи напролет целыми столбцами будущие фамилии свои записывал. С гимназической
Эренфельз.
Фотокопия
Франк Эренфельз. Краткая биография.
Свои первые успехи Франк Эренфельз снискал на ниве местной прессы в «Висмарер Анцайгер». В двадцать один год он издал свою первую пьесу, благодаря чему получил возможность освоить профессию завлита. Франк Эренфельз – лейтенант запаса. «Песнь свободы» – его первый киносценарий.
Дневник Вернера Вагенкнехта
Но вызвал меня Кляйнпетер, оказывается, вовсе не для этого. Истинную цель разговора он приберег под конец. Это стало заметно, когда он вдруг озираться начал. Исподтишка, как ему мнилось. Директор картины он, конечно, бесподобный. Но актер никудышный.
До этого он вполне нормально разговаривал, а тут сразу на шепот перешел. Срочно нужен сюжет, который разыгрывается где-нибудь в Альпах. Хоть комедия, хоть любовная бодяга, это совершенно безразлично, главное, чтобы в Альпах, Альпы – вот что важно. И все это срочно, лучше всего вчера. У меня случайно ничего такого в письменном столе не завалялось? Нет? Тогда ноги в руки и за дело – и мозгами шевелить, мозгами!
И все время эта пугливая оглядка через плечо. М-да, подгнило что-то в датском королевстве.
Альпы как единственное условие? Что бы это могло значить? Неужто с Тренкера [25] сняли опалу? Несмотря на то что на тех съемках в Южном Тироле он слишком долго колебался, выбирая, кем лучше быть – истинным немцем, правоверным подданным рейха, или все-таки итальянцем. А теперь снова в фаворе? Что ж, все возможно. На студию-то не ходишь, вот и не в курсе последних слухов и сплетен.
Но я лично на другое готов поставить. Альпы – это ведь так упоительно далеко от Берлина. В Альпах с неба не сыплются бомбы. Кто в Альпах на киносъемках – тот в безопасности. Неужто Кляйнпетер смываться надумал? И он наверняка не один такой…
На студии, рассказывает Тити, о работе всерьез уже никто не думает. Кроме зануды Маар, которая из-за этого то и дело на всех жалуется. Вальтер Арнольд, который так кичится своей «школой актера государственных театров», впервые явился на съемки, не выучив текст. Августин Шрамм, записной клоун, вообще шутить перестал, а Сервациус хворает. Кашляет беспрерывно, иной раз даже после команды «Мотор!», вот только кашель, уверяет Тити, какой-то неестественный, натужный. В детстве, когда в школу очень не хотелось, она точно так же кашляла. Тогда она даже рвоту у себя вызвать могла. Видно, девчонкой она тот еще фрукт была.
Режиссер, мечтающий прогулять киносъемки… А что, тоже заманчивый сюжет [26].
Вернер Вагенкнехт. Сервациус на приеме
С доктором Клинком сложностей быть не должно, думал Сервациус. С ним никогда сложностей не бывает. Он не из тех врачей, к которым идут, когда тебе действительно нездоровится, зато если надо что-то решить в практической плоскости, лучшего лекаря не сыскать. Он и рецепт тебе выпишет, какой хочешь, и справку, какую надо. «Я стольким больным здоровье выправляю, – скаламбурил он однажды, – что не грех иной раз и здоровяку больничный выправить». Чтобы замять скандал, ему случалось переквалифицировать последствия падения с декораций в дымину пьяной кинозвезды в удручающие симптомы диковинной болезни с мудреным латинским названием, да и с беременностью «по залету» к нему всегда можно было обратиться. Анонимность гарантирована.
И недорого. Деньги он зарабатывал в своей частной практике, дела в которой, судя по всему, шли очень даже неплохо. А в мире кино его нечто совсем иное привлекало. Знаменитости – вот где была его слабость. Фото с Сарой Леандер или с Хайнцем Рюманом, который на приеме по случаю премьеры дружески обнимет его за плечи, – вот чем на самом деле он жил. Как-то раз, желая сделать ему приятное, они подослали к нему смазливенькую девицу из подтанцовки с заданием ублажить доктора по полной программе, так его это нисколько не заинтересовало. Женат всерьез и надолго, как выяснилось. Хотя жену его никто в глаза не видал.
Встречу назначили у него в клинике. По окончании приема, разумеется. Даром, что ли, они наградили его почетным титулом доверенного врача, ради этого господин доктор может иной раз потрудиться и сверхурочно.
На лестнице пахло угольной гарью и бедностью, здесь, у самой Курфюрстендамм, в фешенебельном районе, такого не ждешь. Но сейчас не угадаешь где что. Запах усилился, едва Сервациус распахнул дверь, на которой красовалась табличка с фамилией доктора. Здесь, среди голых стен с одиноким письменным столом регистраторши посредине, вообще не продохнуть. Он заглянул в комнату ожидания, потом в кабинет – никого. В конце концов – надо было сразу своего носа послушаться – он разыскал доктора в крохотной комнатенке лаборатории. Доктор колдовал над газовой горелкой, что-то помешивая в маленькой кастрюльке. Вскинув голову, глянул на вошедшего.
– Весь день не ел, – коротко пояснил он. – Проходите, я сейчас.
Одна из стен кабинета целиком была посвящена заветной докторской страсти. Настоящий иконостас, три ряда актерских фото – все с автографами, все в одинаковых красивых рамочках, под стеклом. Правда, четыре фотографии сняты и стоят на полу, прислоненные к стенке. Там, где они висели, теперь красуется плакат с подробной инструкцией об извлечении пострадавших из-под развалин. Не иначе, предписание вышло: наличие плаката строго обязательно.
Ни малейшего намерения оказаться под развалинами у Сервациуса не было. И намерения оставаться в Берлине тоже.
В кабинете какой-то беспорядок. Налет запущенности. Как будто уборщица давно не приходила. На письменном столе толстенный фолиант, «Атлас описательной анатомии». На переплете подпалины, словно книгу из огня вытаскивали. Очень странно и совсем на доктора не похоже, у него в клинике всегда царили образцовый порядок, чистота и опрятность. Не клиника, а просто наглядное пособие к понятию «гигиена».