Катары
Шрифт:
Когда колокол собора, построенного из местного камня, прозвонил час дня, Ле Биан подошел к тяжелой деревянной двери. Она была открыта, как договаривались. Историк вошел в помещение, которое казалось совершенно пустым. Главный неф окружали капеллы, устроенные, как принято в южнофранцузской готике, в самих контрфорсах. Храм поражал простором, удивительным для городка с населением меньше пяти тысяч жителей. Ле Биан подошел к многоугольному клиросу между двумя расходящимися капеллами, в которых легко можно было найти потаенное место для встречи. Он высматривал там Бертрана, но никого не видел. Церковь,
— Бертран! — позвал Ле Биан негромко. Его голос отозвался тихим эхом.
Ответа не было — он повторил свой зов погромче, но вновь не получил никакого ответа, кроме отзвука собственного голоса, замирающего под сводами собор.
Внезапно он услышал шорох — совсем слабый, но в безмолвии храма показавшийся ясным и гулким. Шорох раздался в исповедальне у стены. Должно быть, этот Бертран малость сдвинутый, подумал историк: хочет исповедаться ему по всем правилам. Он подошел к деревянной кабинке и увидел под черной занавеской, предназначенной хранить тайну исповеди, две ноги. И тут из исповедальни прозвучал голос. Человек не заговорил, а громко запел:
Жжем на костре еретиков, безродных негодяев; Безумных еретичек жжем — они горят и воют. Тела же их швырнем мы в грязь, смешаем их с навозом, Чтоб благородный человек дух падали не чуял.Допев, тот же голос крикнул:
— Вы слышите, добрый муж, что пели крестоносцы, уничтожая катаров?
Ответ Ле Биана был не слишком оригинален:
— А вы кто такой?
— Я катар, вернувшийся в мир сей отомстить за братьев!
Человек в белом плаще выскочил из исповедальни, как чертик из табакерки. Все лицо закрывал капюшон. Ле Биан тотчас заметил, что на плаще вышит все тот же знак: двойная руна и катарский крест.
— Пришло время возмездия! — воскликнул этот странный человек. — Теперь Добрые Мужи будут уничтожать врагов своих!
Человек в капюшоне выхватил револьвер и направил на Ле Биана. «Какую глупость я сделал — прыгнул прямо в волчью пасть», — подумал историк. Человек в капюшоне произнес, не скрывая радости:
— Теперь, пока не свершилось возмездие, тебе только осталось вручить себя Богу или Дьяволу!
Он наставил пистолет прямо на Ле Биана. Тот ничего не мог поделать — только ожидать гибели в храме, который он пять минут назад и увидел-то в первый раз. Палец на спусковом крючке пошел назад, потом раздался выстрел…
Ле Биан упал на пол. Что такое? Не может быть… он даже не ранен! Историк перевел взгляд на своего убийцу. Того крепко стиснул рукой за шею еще какой-то человек. Ле Биан глазам своим не поверил: это Шеналь! Он вскочил и бросился ему на помощь, но стрелок уже избавился от захвата. Он опять направил револьвер на Ле Биана и бросился бежать к выходу из собора. Шеналь кинулся было на него, но тут опять раздался выстрел.
Шеналь скривился от боли и схватился за руку. Переодетый катаром тем временем успел выскользнуть из собора. Ле Биан побежал было за ним на улицу, но его уже и след простыл: ни у дверей, ни на городской площади никого не было. Ле Биан вернулся в храм. Шеналь сидел на полу, держась за руку.
— Ты в порядке? — спросил Ле Биан. — Покажи руку!
— Ерунда, — ответил Шеналь, опять морщась от боли. — Кровищи много, а на самом деле царапина. Я дядька крепкий, из здешних скал высечен, меня так просто не прошибешь!
Ле Биан снял с себя рубашку и оторвал лоскут для перевязки. Он зажимал рану, унимая кровь, но ему уже хотелось тотчас разузнать, в чем дело.
— А как ты сюда попал? Ты что, следил за мной?
— Да нет… ну, как сказать… В общем, я раз в неделю езжу в Мирпуа за сыром. Сегодня утром ты был какой-то странный, мне показалось. А у тебя в номере я видел карту департамента, и там ты Мирпуа обвел кружочком. Вот я и подумал: может, ты тут, я и расспрошу тебя, что не так.
— Ты шарил в моих вещах?
— Шарил? — поразился хозяин гостиницы, и тут же понял, в чем его заподозрил Ле Биан. — Да ты что! Ну да, я заходил к тебе в номер, хотел просто забрать книжку о Монсегюре, которую ты взял в библиотеке. Один клиент у меня туда собирается, просил ее почитать. Только я ее так и не забрал. У тебя, надо сказать, кавардак такой — ничего не сыщешь. Ты уж меня извини, надо было тебя заранее спросить!
Ле Биан страшно смутился. Он посмотрел Шеналю прямо в глаза и стал извиняться сам:
— Нет, это я перед тобой виноват! Только все это дело такое запутанное… Я иногда вообще перестаю соображать!
Историк посмотрел на дверь и продолжал говорить — Шеналь даже не понимал, с ним или сам с собой:
— Какой-то катар в карнавальном костюме… Бертран… Бертран? Надо же в магазин, срочно!
— Какой Бертран? — спросил Шеналь. — Ты имеешь в виду, из книжной лавки? А ты его знаешь?
— Это он назначил мне здесь встречу.
Шеналь встал и опять поморщился. Боль от раны сильно отдавалась во всей руке.
— У него здесь слава недобрая, — заметил он. — Говорят, он когда-то оступился. Сильно оступился.
— А именно?
— В конце войны, еще совсем мальчишкой, записался в петеновскую милицию. Говорят, заложил нескольких партизан из местных, но доказать так ничего и не доказали.
И опять воспоминание о войне так и встало перед Ле Бианом. Он задумался, а потом спросил Шеналя:
— Так ты думаешь, это он переоделся катаром, чтобы меня убрать?
— Ну, честно говоря, я его особо не знаю. Раз покупал в этом магазине книжку жене на день рождения, да тут хозяйка оказалась такая противная, что я сюда и не ходил больше.
— Ладно. Давай в машину, надо ехать к доктору.
— Да зачем! — воскликнул Шеналь. — У меня в гостинице все, что надо, есть. Не раз я резался, когда готовил мясо.
Ле Биан подумал: не будет беды перед отъездом еще поговорить с пресловутой хозяйкой книжного магазина. Но с ней и разговаривать не пришлось. Только Пьер вошел в лавку, как услышал: хозяйка на все лады поносит какому-то покупателю этого кретина Бертрана, который до сих пор не вернулся с обеда. Он, значит, хорошего отношения не понимает — вперед обедать будет прямо в магазине. А сейчас, пусть только явится, она ему так холку намылит! Ле Биан тихонько вышел из магазина и подумал: должно быть, Бертран не скоро туда обратно сунет нос…