Катастрофическая История о Тебе и обо Мне

Переведено специально для группы

~”*°†Мир фэнтез膕°*”~

http://vk.com/club43447162

Переводчики: NDobshikoVa

Редактор: Александра Стабровская

Всегда рано или поздно появляется некий парень, который становится твоей

одержимостью. Не брат твоей лучшей подруги, что обычно держит тебя про запас. Или соседский мальчишка, с которым иногда просят посидеть. Я говорю о чем-то более грандиозном. Меняющем жизнь. Одержимость вроде «не могу есть, не могу спать, не могу делать домашку, не могу прекратить хихикать, не помню ничего, кроме его улыбки». В духе Уэсли и Лютика. Гарри и Салли. Элизабет Беннет и мистера Дарси1. Та одержимость, что заставляет тебя переслушивать все эти любовные песенки 80-х годов, по типу «Это была любовь», «У меня от тебя захватывает дух», «Вечное Пламя» — все те, что обычно поешь в расческу-микрофон, надрываясь из последних сил вместе со своими лучшими подружками на очередной Субботней ночевке. Та же самая одержимость, о которой вы читали в дневнике своей старшей сестры, пока та была на свидании с парнем, и надеялись и молились, что с вами произойдет нечто подобное. Но когда это случается, вы совершенно и бесповоротно сходите с ума, теряя весь контроль над реальностью и всем тем, что было раньше — до того, как ОН появился в вашей жизни и разрушил все до основания.

Любовь — штука крайне подлая. Она незаметно подкрадывается к вам, пока вы отворачиваетесь, чтобы посмотреть, как мило смотрится ваша попка в новой паре джинсов. В ту минуту, когда вы отвлечены финальным тестом или поздравляете подругу с днем рождения, — в общем, вы сами не поймете, когда увязнете в ней по уши (спасибо тебе, Мэгги Эллиот). И вот теперь вам уже приходится играть роль Золушки, тогда как всем известно, что ведьмой быть лучше. Пока, однажды утром, вы не проснетесь и не поймете одну простую Истину: что какой-то парень… Парень, которого вы знали всю свою жизнь и даже не представляли в роли бойфренда; парень, которого никогда не считали симпатичным; парень, который отчасти придурок и всегда ходит в одной и той же майке; парень, который тащится от Властелина Колец, и только спит и видит, как бы набить себе татуировку с драконом на ногу, только стукнет ему восемнадцать, — внезапно — это ВСЕ, О ЧЕМ ТЫ МОЖЕШЬ ДУМАТЬ.

Проблема в том, что в самой идее «влюбится» нет ничего забавного. Не-а. Нетушки. По большей части, ты лишь хандришь и чувствуешь, как сходишь с ума, становишься нервной от того, что все это закончится плачевно, и в итоге разрушит твою жизнь. И знаете, что? Так оно и происходит.

О да, пахнет он изумительно. И, да, ты таешь от его СМСок «спокойной ночи», а его глаза «тааааааакие голубые». И да, он держит тебя за руку, пока вы идете на геометрию, и он понимает все твои маленькие странные секретики, а потом смешит тебя, и ты от смеха выплевываешь свой Маунтин Дью чуть ли не на него, — но тебе плевать, что это одна из самых постыдных вещей во всем мире. И, да, когда он тебя целует, остальной мир исчезает и мозг отключается, и ты чувствуешь лишь его губы, а все остальное не имеет значения. И да, он говорит, что ты красива, и внезапно, так оно и оказывается. Новая вспышка: Все это огромная суета и гигантский кошмар, и все это, словно бомба взорвется прямо у тебя под носом, а ты и понятия иметь не будешь, что с этим делать.

Любовь — не игра. Люди отрезают себе уши. Прыгают с Эйфелевой башни, продают все свое имущество и переезжают куда-нибудь на Аляску, чтобы жить с медведями гризли, а потом их съедают, и никто даже не слышит их криков о помощи. Это точно. Влюбится — это то же самое, что быть съеденным живьем медведем гризли. Верьте мне, уж я-то знаю.

Ведь разве я не упоминала? Это произошло и со мной. Нет, это не значит, что меня съел заживо медведь гризли. То, как я ушла, было гораздо, гораздо хуже. Мне было пятнадцать, когда я умерла от разбитого сердца. Тут нет места городским легендам и мифам. Я стопроцентно толкую о Смерти от Разбитого Сердца. Нет, я не самоубийца. Нет, я не морила себя голодом. Я не подхватила пневмонию, разгуливая под дождем вся в слезах, не смотря на то, что я одержима Кейт Уинслет. Нет, я сделала это по старинке.

Мое сердце, в буквальном смысле, РАЗОРВАЛОСЬ ПОПОЛАМ.

Ладно-ладно, знаю. Не думаю, что люди от такого умирают на самом деле. Но я живое (ну, может и не совсем) тому доказательство. Даже несмотря на то, что большинство людей винят в моей смерти шумы в сердце, которые у меня обнаружились с самого рождения. Даже когда я выросла, я не придавала этому большого значения — я всегда была совершенно здорова и никогда не принимала лекарств или запрещала себе заниматься спортом и все в таком духе. Вообще-то, я была полнейшей противоположностью. Я была сильной. Энергичной. Этакий сорванец. Я еще в седьмом классе решила вступить в команду по плаванию в старших классах. Но это было не важно. В конце концов, мое сердце все равно разбилось.

Меня звали Бри. Ага, как сыр. Это вроде бы забавно, все всегда представляют, что же у меня за родители: помешанные на сыре придурки с дочерью по имени Бри и сыном по имени Джек; вот только меня на самом деле звали Обри, а он был Джексоном. За год до моей гибели, у меня все было отлично. Я жила в самом красивом месте на земле — Северной Калифорнии. В местечке, под названием Халф Мун Бей — сонном приморском городке, расположенным меж красными породистыми лесами и Тихоокеанским побережьем, в двадцати восьми милях к югу от Сан-Франциско. На заднем дворе у меня был в буквальном смысле пляж. У меня была идеальная семья: Мама, Папа и Хамлоф (наш бассет-хаунд) У меня были идеальные лучшие подруги: Сейди Руссо, Эмма Бривер и Тесса Хоффман. И у меня был идеальный парень: звезда легкой атлетики, вице-президент выпускников, Сексуальный-Мистер-Само-Совершенство, Джейкоб Фишер. Перед смертью у меня было все, и даже больше. Я была счастлива.

Но все изменилось в ночь на 4 октября, 2010-го — ночь, когда я ощутила ужасную боль в груди и рухнула прямо поперек обеденного стола Джейкоба. Ночь, когда меня не стало. Просто раз и все. БУМ. Игра окончена. Ты не прошла. Не накопила две тысячи очков. Таков конец жизни. Моей жизни.

В первые пару часов после своей смерти, я пришла к выводу, что все мои пробежки, плавание, лазание по деревьям и катание по крутым склонам Сан-Франциско не прошли мне даром. Должно быть, мое сердце оказалось слабее, чем все думали. Должно быть, со мной все-таки что-то было не так. Что-то, чего не смог предсказать даже мой отец (а ведь он — всемирно известный кардиолог). Я сделала свой последний вдох в понедельник. Не самый плохой день, между прочим, когда как все ворчат, что воскресенье кончилось. По крайней мере, я не нарушила ничьих планов на пятницу и субботу, так ведь? Разве я не умница?

Через пару дней соседи начали оставлять на крыльце всякую дрянь. Запеканки, пироги с заварным кремом или как они там называются. Кто-то даже оставил индейку, как на День Благодарения, прямо с пылу с жару, с начинкой и всем, как полагается. Наверное, так всегда делают, когда кто-то умирает: оставляют кучу еды на пороге у скорбящих, чтобы семья не забывала поесть. Плохо, но они не учли того, что мы все вегетарианцы. Ну, за исключением Хамлофа. (Похоже, у него все-таки выдалась неплохая ночка тогда).

Джек взял на себя обязанности проверять каждый день крыльцо, особенно с тех пор, как Хамлоф повадился есть все, что не попадя, мелкий обжора. Мой брат всегда был хорош в подобных делах, всегда брал инициативу на себя, когда никто не просил об этом. Джеку было всего восемь, когда я умерла (и хотя я не уверена, что он понял, почему меня не стало) тем не менее, он уже был довольно взрослый, чтобы понять, что я не вернусь.

Оу, его лицо. Большие зеленые глаза и волнистые темные волосы, прямо как у меня. На левой щеке у него красовалась крохотная ямочка, да и та появлялась только тогда, кода он хихикал, — что он и делал, причем постоянно. Мы с братом стали лучшими друзьями с тех самых пор, как мои родители привезли его домой из больницы и дали его мне в руки. На холодильнике даже есть фотография: он в голубом одеяльце и чепчике, а я в пижаме Скуби-Ду и с всклокоченными волосами. С этого самого дня, мы стали друзьями. Товарищами. Мы были как в песне у Раффи «Яблоки и Бананы». Он единственный мог обыграть меня в игру «Четыре в ряд». Очевидно, что моя поминальная служба прошла так себе, но я думаю, самой тяжелой частью было наблюдать за Джеком, который сидел, уставившись в пространство. Он не плакал. Ему и не нужно было.