Катушка синих ниток
Шрифт:
И все же, когда Эбби, после того как младший ребенок пошел в школу, вернулась на работу, Джинни призналась Аманде, что не испытывает ожидаемого облегчения.
– Я думала, буду рада, – сказала она. – А сама то и дело ловлю себя на мысли: «Где мама? Почему не дышит мне в затылок?»
– Когда зубная боль проходит, тоже всегда замечаешь, – ответила Аманда, – но это не значит, что ты хочешь ее возвращения.
В мае у Реда случился инфаркт.
Не очень серьезный. Просто на работе Ред почувствовал себя плохо. Не так чтобы слишком, но Де’Онтей настоял и отвез его в больницу. Тем не менее
Ред одержал верх и вернулся к работе вскоре после выписки из больницы. Выглядел он прекрасно. Правда, признавался, что чувствует некоторую слабость и устает быстрее, чем раньше. Впрочем, возможно, ему это лишь казалось; родные несколько раз замечали, как он щупает себе пульс и кладет ладонь на грудь, проверяя сердце.
– Все нормально? – спрашивала Эбби.
– Естественно, – отвечал он, раздражаясь, чего прежде за ним не водилось.
Он стал пользоваться слуховым аппаратом, но утверждал, что от него никакого проку, и часто забывал на своем комоде – две розовые пластиковые штуковинки, размером и формой похожие на цыплячье сердце. Как следствие, разговоры с заказчиками не всегда проходили гладко. Чаще и чаще Ред, хоть и с очевидной неохотой, перекладывал эту обязанность на Стема.
Дом он тоже забросил. Стем первый это заметил. Если раньше все здесь было тип-топ – нигде ни торчащего гвоздя, ни щербинки в оконной замазке, – то сейчас тут и там попадались следы запустения. Как-то вечером Аманда пришла с дочерью и, увидев, что Стем возится с рамой сетчатой двери, без особого интереса осведомилась:
– Что-то сломалось?
Стем выпрямился и сказал:
– Раньше он бы такого не допустил.
– Чего не допустил?
– Да сетка едва не вывалилась! И кран в уборной течет, не заметила?
– Бог ты мой, – бросила Аманда и хотела пройти вслед за Элизой в дом, но Стем прибавил:
– Он как будто потерял ко всему интерес. – И Аманда замерла на месте. – Кажется, что ему на все наплевать, – пожаловался Стем. – Я говорю: «Пап, сетка на двери вываливается», а он: «Черт побери, у меня же не сто глаз, чтобы за всякой ерундой следить!»
Это нечто: Ред огрызнулся на Стема. Тот всегда ходил у него в любимчиках.
– Должно быть, ему уже трудно управляться с таким большим домом, – предположила Аманда.
– Это еще не все. Однажды мама оставила на плите чайник, а Нора зашла и видит: чайник свистит вовсю, а папа в столовой как ни в чем не бывало выписывает чеки.
– Не услышал чайник?
– Очевидно.
– У меня от него барабанные перепонки чуть не лопаются, – проговорила Аманда. – Небось папа от него и оглох.
– По-моему, им больше нельзя жить одним, – заявил Стем.
– Да? Вот как.
И Аманда с задумчивым видом прошла мимо брата в дом.
Следующим вечером состоялось семейное заседание. Стем, Джинни и Аманда заскочили словно бы на минутку, без супругов и детей. Стем выглядел подозрительно нарядно; Аманда, как всегда идеально причесанная и с накрашенными губами, была в элегантном сером брючном костюме, который носила на работу; только Джинни, по обыкновению, не позаботилась о внешности: футболка, мятые штаны защитного цвета, длинные черные волосы кое-как собраны в хвост. Эбби очень обрадовалась. Рассадила всех в гостиной, воскликнула:
– Ну разве не замечательно! Совсем как в старые добрые времена! Не в смысле, конечно, что я не хотела бы видеть вас вместе с семьями…
Ред вмешался:
– В чем дело?
– Понимаете, – начала Аманда, – мы тут подумали про ваш дом.
– И что дом?
– Вам, наверное, стало труднее за ним следить, все-таки вы с мамой не молодеете.
– Я могу следить за домом, даже если мне одну руку привяжут за спиной.
Последовала пауза; видимо, дети решали, стоит ли с ним спорить. К их удивлению, на помощь пришла Эбби.
– Разумеется, можешь, милый, – сказала она. – Но тебе не кажется, что пора бы уже больше отдыхать?
– Поле пропахать?
Дети не то засмеялись, не то застонали.
– Видите, с чем мне приходится мириться? – воззвала к ним Эбби. – Он не желает носить слуховой аппарат! А когда притворяется, что слышит меня, то несет сущую околесицу. Просто… бред какой-то! Я говорю: «Пошла на рынок за овощами», а он мне: «Барвинок с хвощами?»
– Я же не виноват, что ты мямлишь, – буркнул Ред.
Эбби громко вздохнула.
– Вернемся к делу, – бодро произнесла Аманда. – Мама, папа, мы считаем, что вам лучше переехать.
– Переехать? – хором вскричали Ред и Эбби.
– Но, папа, у тебя сердце, а мама больше не водит… Мы думаем, может быть, в резиденцию для пожилых людей? Неплохое решение.
– В резиденцию для пожилых, как же. Это ведь для стариков. Для чопорных старушенций с вечно поджатыми губами, которые давно похоронили мужей. И вы полагаете, что нам с матерью там будет хорошо? Думаете, нас там примут с распростертыми объятиями?
– Конечно, примут, папа. Да ты же им всем дома перестраивал!
– Ага, – хмыкнул Ред. – Только мы, знаете ли, с вашей мамой люди независимые. Которые справляются.
Дети явно считали, что восхищаться тут нечем.
– Хорошо, – сказала Джинни. – Пусть не резиденция. Как насчет кондоминиума? Квартирки с садиком где-нибудь в округе Балтимор?
– Все эти квартирки из картона, – отрезал Ред.
– Нет, пап, не все. Некоторые очень хорошо построены.
– А что делать с домом, если мы переедем?
– Продать, наверное.
– Продать! Кому? С начала кризиса здесь полный застой. Мы будем продавать его вечно. Думаешь, я брошу родовое гнездо? Оставлю дом гнить и разваливаться на части?
– Папа, конечно же, мы не допустим, чтобы он…
– Дому нужны люди, – перебил Ред, – и вы это прекрасно знаете. Разумеется, люди много чего портят. Царапают полы, засоряют унитазы и все такое, но это ерунда по сравнению с тем, что бывает, если дом стоит пустой. Это как сердце из него вырвать. Все в нем проседает, провисает, и сам он заваливается набок. Да я с одного взгляда на конек крыши сразу скажу, жилое это место или нет. И вы полагаете, что я способен поступить так с собственным домом?