Катя, Катенька, Катрин
Шрифт:
— Мыло? Вы, конечно, из Праги?
И как это он сразу угадал! Обращаясь к ней, он улыбался так, словно они были старыми знакомыми. Он поинтересовался, ходит ли Катя в кино, купаться. Потом сказал, что вообще в Гайенке скучища и хорошо было бы сколотить свою компанию.
Он завернул ей мыло и попрощался со словами: «Целую ручки», что звучало и серьезно и шутливо. Катя не поняла, понравился ли он ей.
Бабушкины поручения были выполнены. Оставалось только зайти на почту. Там в коридоре поблескивал мотоцикл. Молодой человек в клетчатой рубашке стоял, засунув руки в карманы, и смотрел по сторонам. Вернее, он был высоким,
— Ты жи… вы живете у доктора, барышня? — спросил он, чтобы показать, что узнал ее. Только у барышни не было бус и демонической прически. Но он все равно узнал ее.
— Да-а… — ответила Катя неуверенно.
— Там ребята… из Праги? — спросил он таинственно. — Они сейчас дома?
— Да… то есть нет!
Катя была в недоумении. Подробности его не интересовали. Сказав «спасибо», он уехал.
У Кати вытянулось лицо. Она задумалась: «Стоит ли теперь вообще посылать письмо Уне? Ведь в письме был лес восклицательных знаков!» И со вздохом разочарования она все же сунула его в почтовый ящик.
В главе четвертой Катя «откроет» Катеньку
В один прекрасный день налетел с пруда ветер, закружился в Гайенской долине, собрал облака в тучу и унесся куда-то далеко, за пограничные горы. Река заблестела, столбик ртути быстро поднимался вверх, словно хотел выскочить из градусника, и за одну ночь созрела черешня.
В саду «Барвинка» стучали молотки, пахло лаком и целый день слышались просьбы: подай, подержи, нажми, подтяни и т. д. Иногда в профессиональную речь вкрапливались тихие проклятия, особенно когда молоток ударял по пальцу, а бабушки рядом не было. Что же тут творилось-делалось? Шла подготовка к путешествию, к походу по Великому Пути, что уже твердо было решено. Готовили рыбацкую лодку к дальнему плаванию. Мастерами лодочного дела были Станда и дедушка, их помощниками — Вера и Енда. Качек только мешал. Катя прошла мимо них с легкой, гордой улыбкой: «На здоровье, если вам так нравится!» Сама же она направлялась в «большой мир», или, точнее, в купальню.
Это была славная старинная купальня, построенная на плоту в укромном месте под плотиной. Она уже развалилась, вернее, у нее не хватало дверей и кое-каких стропил на крыше. Но это был почти исторический объект. Купальня еще помнила дамские купальные костюмы — шаровары, блузы с рукавами и чепцы. С каким визгом бросались тогдашние девушки в воду!
С тех пор купальня вышла из моды. Никто туда не ходил, никто. Катя не принимала во внимание молодую женщину, терпеливо обучавшую плавать мальчика и без устали повторявшую: «…аз-два-три, …аз-два-три!» — а также двух пожилых женщин, говоривших о погоде.
С искренним удовольствием Катя растянулась на досках.
— Как здесь пустынно, правда? — услышала она около себя голос.
Блеснули огромные серьги,
— Ужасно пустынно и скучно… Разрешите?
Не дожидаясь ответа, она разостлала около Кати махровую простыню.
— Мы же знакомы, правда? — трещала она, выкладывая около себя кремы в баночках и тюбиках, расческу, темные очки, рогалики с маком, промасленный сверток в коричневой бумаге.
— Знакомы? — Катя была удивлена.
— Конечно же! Ка Яндова у пана д-ра Янды. Отправитель д-р Янда, Прага. Правда смешно?
Катя не могла понять, что тут смешного, и не могла вспомнить девушку.
— Ну! Марки, заказные письма, переводы денег! Теперь вспомнили?
Конечно, теперь Катя вспомнила. Эта девушка работала на почте. Она любезно разрешила Кате называть ее просто Властой.
Не прошло и минуты, как та вскочила, встала на цыпочки и замахала косынкой:
— Ау, ау! Идите сюда! — И, обратившись к Кате, заметила: — Теперь будет весело! Они идут сюда! У нас чудо-компания!
Сердце у Кати так и ёкнуло. Неужели это возможно? Она так мечтала попасть в чудо-компанию!
Надежда ее приближалась в облике одной толстой растрепанной девчонки и двух молодых людей.
Первым шел Яроуш. У него были удивительные усы: казалось, будто брови переселились под нос. Он таращил глаза и молчал. Когда же решался что-либо произнести, это звучало словно эхо того, кто шел рядом с ним, — модно одетого и причесанного парня, который недавно продал Кате мыло. Энуна. Пан Веселы.
Он опустился на доски купальни так, будто до предела выдохся.
— Ну, — обратился он к Кате, как старый знакомый, — разве я не говорил, что мы сколотим компанию? Здорово, а?
Власта удивилась, что они знакомы, и немного сурово спросила Катю, как, собственно, ее зовут — «К». Катя?
— Яндова… Катержина, — ответила она с каким-то неприятным чувством.
— Катержина! Потрясающее имя! — с восторгом произнесла толстая девочка. — А как вас зовут свои? Катя?
— Нет, Катрин.
Это была неправда. Так ее называла только Уна. Растрепанную толстуху это ошеломило, а Власта внутренне возгордилась, что привела в компанию девушку с таким уникальным именем.
На Яроуша и пана Веселого это имя не произвело никакого впечатления.
— Ну что, давай? — пробасили они и плюхнулись в воду.
Из девушек на «давай» среагировала только Катя. Парни молча плыли по обе стороны от нее. Когда подплыли к самому глубокому месту у плотины, Яроуш дернул усом.
— Пора? — подмигнул Энуна, и глаза его стали стеклянными.
Это означало, что пора было наброситься на Катю. Они стали ее топить.
Когда Катя выбралась из воды, они уже сидели на досках купальни и корчились от смеха.
— Мы, Катрин, тут чуть не лопнули от смеха!
Все считали, что это была шутка что надо. Только не Катя. Она вся дрожала.
Дрожать можно от холода, от злости, а еще от стыда.
На следующий день она помогала бабушке варить смородиновое варенье. У нее было плохое настроение, как у человека, который мечтал о светском обществе, а оказался на кухне. Руки ее были испачканы соком. «Ну и ладно! — смиренно говорила она сама себе. — Теперь я уже не двинусь с места, даже если…»