Кавалер Красного замка
Шрифт:
И потому, хотя эти два человека, по-видимому принадлежали к одной партии и разделяли одни и те же взгляды, однако же присутствующие боязливо ждали, чем закончится их встреча, потому что они шли не каждый по своей линии, а точно навстречу друг другу. Но первый тур ожидания обманул публику: оба патриота только обменялись взглядами, и меньший ростом даже слегка побледнел, но лишь по невольному движению его губ было заметно, что бледность эта не от страха, а от отвращения.
Однако
Они встретились почти на середине зала.
— А, гражданин Симон! — сказал первый патриот.
— Я за него! Чего тебе надобно от гражданина Симона, и, прежде всего, кто ты сам?
— Еще притворяется, будто не узнает?
— Разумеется, не узнаю… по самой уважительной причине, потому что я никогда не видел тебя.
— Вот тебе раз! Не узнаешь того, кто имел честь нести голову Ламбаль?
И слова эти, произнесенные с глубокой яростью, сорвались, как пламя, с губ человека в карманьолке. Симон вздрогнул.
— Ты? — спросил он. — Ты?
— Чему тут удивляться! Я думал, гражданин, что ты лучше умеешь различать верных друзей!.. Очень жалею!..
— Прекрасно, что ты это сделал, — отвечал Симон. — Но все-таки я не знаю тебя.
— Да, гораздо выгоднее стеречь маленького Капета; тут по крайней мере на виду… Знаю тебя и уважаю.
— Очень благодарен.
— Не стоит благодарности… Скажи, ты прогуливаешься?
— Да, поджидаю кое-кого… А ты?
— И я тоже.
— А как зовут тебя? Я поговорю о тебе в клубе.
— Меня зовут Теодор.
— А дальше?
— Дальше… достаточно… Разве мало?
— О, совсем нет. Кого поджидаешь ты, гражданин Теодор?
— Приятеля; хочу сообщить ему доносец.
— Право?.. Расскажи-ка мне.
— Да опять аристократы!
— Как их зовут-то?
— Нет, право, я не могу открыть никому, кроме как моему приятелю.
— Напрасно… А вот идет мой приятель… Этот, смею сказать, дока в крючкотворстве. Уж он славно бы порешил твое дело… А?..
— Фукье-Тенвиль! — вскричал первый патриот.
— Ни больше ни меньше.
— Вот это хорошо.
— Еще бы не хорошо!.. Здравствуй, гражданин Фукье.
Фукье-Тенвиль, бледный, спокойный, с большими черными глазами под густыми бровями, выходил из боковой двери, держа под мышками список и разные бумаги.
— Здравствуй, Симон, — сказал он, — что нового?
— Довольно наберется. Во-первых: донос гражданина Теодора, того самого, который нес голову Ламбаль. Имею честь представить.
Фукье
— Теодор, — сказал Фукье. — Кто этот Теодор?
— Я, — отвечал человек в карманьолке.
— И ты нес голову Ламбаль? — спросил общественный обвинитель с явным выражением сомнения.
— Я… по улице Сент-Антуан.
— Я знаю другого, который приписывает себе эту честь, — сказал Фукье.
— А я знаю еще десятерых, — смело отвечал гражданин Теодор, — но так как те чего-нибудь просят за это, а я ничего не прошу, то, надеюсь, мне отдадут преимущество.
Ответ этот заставил Симона засмеяться и разгладил морщины на лбу Фукье.
— Правда твоя, — сказал он, — если ты и не сделал этого, то должен был сделать. Теперь оставь нас на минутку: мне надо сказать кое-что гражданину Симону.
Теодор отошел, не обидевшись откровенностью гражданина публичного обвинителя.
— Постой! — закричал Симон. — Не отсылай его так; выслушай прежде его донос.
— Донос? — рассеянно спросил Фукье-Тенвиль.
— Да, заговор, — прибавил Симон.
— В чем дело? Говори…
— Сущая безделица — кавалер Мезон Руж с приятелями…
Фукье отскочил; Симон поднял руки к небу.
— Неужели? — спросили они в один голос.
— Сущая истина, хотите поймать их?
— Сию же минуту… Где он?
— Я встретил Мезон Ружа на улице Грюандри.
— Ты ошибаешься, его нет в Париже.
— Я видел его, говорю тебе.
— Не может быть: за ним послали сто человек, и уж, верно, он не покажется на улице.
— Он, он, он! — настаивал патриот. — Высокий, черный силач и мохнатый, как медведь.
Фукье презрительно пожал плечами.
— Опять глупости! Мезон Руж низенький, худенький, даже нет пуха на бороде.
У патриота в отчаянии опустились руки.
— Все равно: доброе намерение стоит дела… Ну, Симон, теперь переговорим вдвоем, да не теряя времени. Меня ждут в регистратуре, скоро тронутся телеги.
— Нового ничего, ребенок здоров.
Патриот повернулся к ним спиной, так, чтобы не казаться любопытным, а на самом деле все слышать.
— Прощайте, — сказал он, — не хочу стеснять вас.
— Прощай, — сказал Симон.
— До свидания, — пропустил сквозь зубы Фукье.
— Скажи своему другу, что ты ошибся, — прибавил Симон.
— Ладно.
И Теодор несколько отошел и оперся на дубинку.
— А, ребенок здоров, — сказал тогда Фукье. — А каков он нравом-то?
— Заквашиваю его как мне угодно.
— Так он говорит?
— Когда я захочу.