Кавалер Сен-Жюст
Шрифт:
Сен-Жюст помрачнел.
— Вы читали приказ? Завтра к восьми, и никаких исключений!
Но тут не выдержал Леба.
— Флорель, дорогой, будем человечными! Среди них и невиновные!
Сен-Жюст рассеянно посмотрел на Филиппа. Потом сказал:
— Вы слышали, генерал? Мы не каннибалы. С арестованными обращаться человечно. Человечно, вам ясно, генерал?..
— Теперь остается выполнить обещание, данное армии, — заметил Сен-Жюст своему другу, — наказать предателей. Причем здесь нам не придется прибегать к столь массовым мерам.
— Кто-то есть на примете? — с сомнением спросил
— У тебя скверная память: не далее как вчера ты лично подписал ордер на арест главного администратора по снабжению Жана Каблеса.
— Помню это имя. Но в чем же вина бедного Жана Каблеса?
— Он далеко не бедный. Благодаря своим махинациям этот вор стал, надо полагать, одним из богатейших людей Страсбурга.
Дело Жана-Дидье Каблеса, проходившее в середине брюмера, всполошило Страсбург и весь департамент Нижний Рейн. Каблес был одним из главных администраторов по снабжению армии, занимал второе место после Бантаболя, генерального директора военного интендантства. Со дня прибытия в Страсбург Сен-Жюст с неослабным вниманием следил за деятельностью интендантства. «Мы не перестаем, — писал он в Комитет, — действовать для снабжения продовольствием столицы Эльзаса. Мы надеемся ее обеспечить, но хозяйственные службы армии сеют тысячи злоупотреблений; чтобы покончить с этим, мы думаем создать особую комиссию». Комиссия была создана тут же по приезде в Страсбург; в нее вошли Тюилье и Гато.
— Дайте почувствовать взяточникам, что жизнь их находится под угрозой! — внушал Сен-Жюст своим помощникам.
Впрочем, особенных внушений не требовалось. Тюилье и Гато отнеслись к делу с подобающей серьезностью и 12 брюмера подготовили объемистый доклад. Главным героем оказался Каблес; он был немедленно арестован. На следующий день к нему присоединили еще 14 человек, в том числе и самого генерального директора Бантаболя…
Обвинение, предъявленное арестованным, уличало их в нарушении закона о максимуме, в саботаже и обворовывании солдат. Каблес защищался как лев. Однако по указанию Сен-Жюста, изучившего доклад Тюилье и Гато, этот администратор сразу же был выделен как главный преступник, которому надлежало расплатиться жизнью за хищения.
Он был осужден и расстрелян перед строем. Умирая, он успел крикнуть: «Я погибаю за веру и короля!..» Это вполне подтвердило правоту Сен-Жюста.
Из числа других арестованных шесть торговцев были признаны виновными в незаконных сделках и присуждены к заключению до конца войны. Остальные, в том числе и Бантаболь, были оправданы.
Не успело рассеяться впечатление от этого дела, как Сен-Жюст ошеломил население и армию другим, еще более поразившим умы.
С самого начала своей миссии он был поглощен расследованием обстоятельств отступления от Виссамбурских линий. Он понимал, что это отступление, а точнее, паническое бегство, сломавшее дисциплину и поставившее под угрозу Эльзас, не может не иметь виновных. Конечно, и в этом Леба был прав, вина падала на прежнее верховное командование, давно привлеченное к ответу. Но главные преступники имели сообщников — офицеров и генералов, которым надлежало ответить за панику и деморализацию армии. Однако они продолжали гулять на свободе, сохраняя звания и должности.
Изучая с военным прокурором Брюа многочисленные досье и документы, Сен-Жюст сразу взял на подозрение начальника штаба Рейнской армии Бурсье, а также генералов Равеля и Дюбуа, причем двое первых были арестованы. Однако следствие обелило всех троих, и они были полностью реабилитированы — Сен-Жюст никогда не боялся признать свои ошибки.
Зато внимание его привлек бригадный генерал Айзенберг, и, чем больше занимался Сен-Жюст делом этого генерала, тем увереннее приходил к выводу, что нашел подлинного виновника отступления.
Утром 15 брюмера он вызвал Айзенберга для допроса.
У него внешность аристократа: полное холеное лицо, белые руки с ухоженными ногтями, чистый отутюженный мундир. Он спокоен, смотрит прямо в лицо и держится с едва уловимым оттенком наглости.
«Это хорошо, — думает Сен-Жюст, — именно таким я и представлял тебя. Сейчас мы собьем с тебя спесь».
Он берет из рук Леба дело Айзенберга и начинает его листать. Это для вида: он знает дело наизусть…
…Генерал Айзенберг незадолго до отступления от Лаутера командовал фортом Реми, важным пунктом между Рейном и Бьенвальдом. Падение этого форта явилось, по-видимому, сигналом к общему бегству…
— Итак, генерал, — говорит Сен-Жюст, окончив перелистывать бумаги, — вы позорно бежали…
— Что значит «бежал»? — мягко возражает Айзенберг и ни единым жестом не выдает беспокойства. — Мы отступали точно так же, как части справа и слева от нас, перед превосходящими силами противника.
— Справа и слева? Перед превосходящими силами? У нас другие сведения, генерал. Справа и слева части продолжали оставаться на местах, пока ваше позорное бегство не создало угрозы прорыва… Что же касается «превосходящих сил противника», то там, по-моему, оказалось не более трех десятков австрийских гусар?
— Их никто не считал! — вырвалось у генерала.
— Никто не считал? Тем хуже, тем хуже… Пытались ли вы, по крайней мере, удержать форт, отстреливались от противника?
— Еще бы. Отстреливались до последних сил!
— Вы лжете, генерал, и этим подписываете себе приговор, — сказал Сен-Жюст и пододвинул к допрашиваемому несколько бумаг. — Вот, взгляните: эти документы неопровержимо свидетельствуют, что форт Реми был оставлен вами без единого выстрела.
Айзенберг не стал смотреть бумаги. Он был красен и смущен. Впервые его срывающийся голос выдал волнение:
— Это неправда… Ваши документы подтасованы… Все было иначе…
— А, так вы не считаете нужным ознакомиться с доказательствами? Вы с головой выдаете себя, генерал. — Сен-Жюст с шумом захлопнул папку. — Вот ваше дело. Я передаю его военному прокурору…
…Генерал был расстрелян во рву гейнгеймского редута 19 брюмера. Вместе с ним нашли смерть несколько офицеров его штаба. Эта казнь повергла высший командный состав в оцепенение: первый раз в истории Рейнской армии расстреливался бригадный генерал.
19 брюмера комиссары снова отправились в Саверн инспектировать войска прифронтовой полосы. С радостью убедились в переменах.
— Общая подготовка завершена, — подытожил Сен-Жюст, когда вечером на постоялом дворе они ложились спать. — Теперь можно утвердить дату общего наступления.
Он достал свой блокнот и нашел запись, сделанную здесь же, в Саверне, 1 брюмера.
— Помнишь, — спросил он Филиппа, — в ночь с 1 на 2 брюмера мы наметили четыре пункта программы на первое время?