Кавалькада
Шрифт:
— Разумеется, — ответил он, — коммунисты.
— Откуда они узнали, что он будет там?
— У них повсюду шпионы.
Я достал список.
— Как утверждает господин Гесс, только указанные здесь люди знали, что господин Гитлер встречался в тот день с генералом фон Зеектом. Расскажите о Фридрихе Нордструме.
— Это мой помощник. Он всецело предан мне и господину Гитлеру.
— Так. А Эмиль Морис?
— Шофер Гитлера. — Геринг улыбнулся. — Именно он основал штурмовые отряды, еще до того, как я стал ими командовать. Он большой ловелас — понимаете, что
— Гуннар Зонтаг?
— Помощник Гесса. То же самое.
— Альфред Розенберг?
— То же самое. Вырос в России, когда к власти там пришли большевики, бежал. Несколько простоват, но предан партии душой и телом. — Он снова улыбнулся. — Еще один бабник. — Он наклонился к нам. — А подружка у него — еврейка.
— Я думал, он недолюбливает евреев.
Геринг хмыкнул.
— Для своей пассии он сделал исключение.
— Как ее зовут?
— Коэн. Сара Коэн. Смазливенькая, если вам нравится такой тип. Волосы похожи на черную швабру. — Он ухмыльнулся, сжал правую руку в кулак, выставив только указательный палец, и поднес его к носу. — Типичный еврейский «клюв». Разве я не жирный, отвратительный червяк?
— Мисс Тернер.
— Простите.
Я спросил у Геринга:
— Где она живет?
— У отца в Оберменцинге, по соседству со мной. Но что с того?
— Мне нужно с ней поговорить.
— Розенберг никогда ничего ей не скажет. Она же еврейка.
— Пусть так. И тем не менее мне нужно с ней поговорить.
Геринг пожал плечами.
— Я не знаю адреса. Розенберг может сказать.
Снова подошла официантка с подносом, уставленным блюдами. Геринг заказал сосиски и копченые колбаски.
Остаток вечера, в те минуты, когда он не отправлял себе в рот еду огромными порциями, он развлекал нас рассказами о своих военных подвигах. Быть может, «развлекал» — слишком сильно сказано. Геринг поведал нам во всех подробностях, каким он был замечательным летчиком и славным малым. Мисс Тернер внесла в его повествование изрядно глянца: «Разве я не замечательный?», «Вы видели что-нибудь подобное раньше?», «Отчайтесь, исполины! Взгляните на мой труд, владыки всей земли!» [42]
42
П. Шелли, «Озимандиас», перевод В. Николаева.
Сначала это вызывало некоторое недоумение, но потом я позволил ей отвести душу. Без ее пояснений непомерная самовлюбленность Геринга довела бы меня до комы.
Перед тем как уйти, чтобы встретиться с Гессом и остальными, я спросил Геринга, что значит знак у него на рукаве.
— Это свастика, — объяснил он. — Древний арийский символ. Он означает чистоту крови.
— Шикарно, — одобрил я.
Мисс Тернер взглянула на меня.
— Как прикажете это перевести?
— Мне без разницы. Скажите, по-моему, это здорово.
Она что-то сказала, и Геринг усмехнулся, явно польщенный. Потом что-то сказал.
— Он говорит, что мысль использовать свастику
— Великолепно.
Глава двадцать пятая
Мисс Тернер сказала:
— Все-все. Они все ненавидят евреев.
Мы ехали в такси по мосту через реку Изар в сторону Восточного вокзала. Сегодня опять выглянуло солнце, и его блики играли на водной глади.
— Наверно, из-за того, что проиграли войну, — заметил я. — Надо же найти виноватого.
— Все намного серьезнее. И относится даже к детям. Даже к маленькой Фриделинде, дочке Вагнера. Она говорила о евреях как о людях совсем другого сорта.
Мы обсудили семейство Вагнеров и сошлись на том, что они действительно необычные люди.
У вокзала мы вышли из такси, немного покружили в толпе, затем поймали другое такси и переехали обратно через реку. Хвоста за нами пока не было. Времени было без десяти два. Я договорился с Гессом на два часа.
Штаб-квартира нацистской партии располагалась на Райхенбахштрассе, в двух кварталах от реки. Таксист высадил нас за длинным, низким черным лимузином «Мерседес». Когда мы проходили мимо лимузина ко входу в кирпичное здание, на задней дверце автомобиля я разглядел замысловатый герб.
Внутри здания всюду висели флаги — все как один красные, с белым кругом посредине и черной свастикой в круге. По коридорам с важным и удивительно серьезным видом расхаживали молодые люди в коричневой униформе.
Как только мы подошли к кабинету Гесса, дверь распахнулась, и из нее семенящей походкой вышел хрупкий мужчина средних лет. Коричневой формы на нем не было. Поверх черного костюма с высоким, как у священника, воротничком на нем была длинная пурпурная мантия с капюшоном. На голове — красная шапочка. Гесс придерживал за ним дверь.
— А, господин Бомон, — сказал Гесс, — позвольте представить вам архиепископа Пачелли, [43] папского нунция. [44]
43
Пачелли, Эудженио Мария Джузеппе Джованни (1876–1958) — будущий папа Пий XII.
44
Дипломатический представитель Ватикана в иностранных государствах.
Я не знал, что в таких случаях положено делать по этикету, поэтому протянул руку и просто сказал:
— Очень рад, архиепископ.
Архиепископ мило улыбнулся, глядя на меня сквозь очки в тонкой черной оправе. Он тоже подал мне руку, маленькую и хрупкую, как у мальчика, и сказал:
— Тоже очень товолен встреча.
Затем он попытался говорить по-французски. Мисс Тернер ответила ему тоже на французском. Он и ей мило улыбнулся, что-то сказал, кивнул мне, кивнул Гессу и засеменил дальше по коридору. Пурпурная мантия развевалась вслед за ним.