Кавалькада
Шрифт:
— Мисс Тернер, — сказал я, — не знаю, почему он примчался в Пассау. Думаю, человек он был неоднозначный. Но каковы бы ни были причины, заставившие его так поступить, это его причины. Он сам так решил. Пошел на смелый шаг. Как вы правильно заметили, он спас нам жизнь. И мне кажется, обвиняя себя, вы чего-то его лишаете. Осуждаете за то решение, которое он принял.
Мисс Тернер какое-то время молча смотрела на меня. Затем сказала:
— Да. Все так, правда?
— Думаю, так оно и есть. Послушайте, вам нужно что-нибудь съесть.
Она взглянула
Глава сорок третья
До Байрейта мы добирались четыре дня.
Первую ночь, на вторник, мы переночевали в крохотной деревушке Брайтенберг, в домишке, принадлежавшем пожилой чете Шварц. Мисс Тернер рассказала им, что мы собирались провести медовый месяц, путешествуя по Обервальду, и они решили — во всяком случае так перевела мисс Тернер, — что это очень романтично.
Госпожа Шварц охала и ахала, глядя на неудобную юбку мисс Тернер, и предложила ей старые брюки господина Шварца. Они были ей чересчур велики, к тому же, по признанию мисс Тернер, у нее от них все чесалось, но все же они годились больше, чем юбка с разрезом сбоку, так что остаток пути она одолела в них.
Пуци оказался прав. В Брайтенберге мне удалось раздобыть бензин у владельца тарахтелки под названием «Мерседес», которой было дет двадцать, не меньше. Не знаю точно, для чего он ее использовал, но мы находились всего в нескольких километрах от границы с Чехословакией, а в сарае рядом с «Мерседесом» я разглядел пустые коробки с надписью «ПЛЬЗЕНЬ», что соответствовало названию большого чешского города, знаменитого своим пивом.
В среду мы выехали пораньше, но начался дождь, и скорость пришлось сбавить. В считанные минуты мы промокли до нитки, и мисс Тернер пришлось держаться очень крепко, потому что мотоцикл постоянно заносило на раскисшей дороге. Раза два я чуть не улетел в кювет, а один раз едва не сорвался с отвесной скалы.
Одолев километров сто, мы наконец добрались до следующей деревушки.
На другой день, в четверг, небо расчистилось, и нам удалось проехать сто тридцать километров. На следующий день, после того как к четырем часам пополудни мы проехали еще около ста километров, мы нашли фермерский дом — в пяти-шести километрах к востоку от Байрейта, — где нас согласились приютить. К тому времени у мисс Тернер поднялась температура, ее бил озноб, и я понял, что в таком состоянии она дальше ехать не сможет.
В субботу, пока она лежала в постели, я отправился в город и осмотрелся. Я думал, что на ферме, где мы остановились, с мотоциклом ничего не случится, хотя разъезжать на нем по городу мне совсем не хотелось. На вокзале, как оказалось, документы ни у кого не проверяли.
Через три дня, утром во вторник, мы отправились на вокзал вдвоем. Мисс Тернер составила телеграмму сержанту Биберкопфу на немецком, и мы отправили ее, перед тем как сесть в поезд. На следующий день ранним утром мы уже были в Берлине.
Когда
Сам Биберкопф подошел через час после того, как мы разместились в гостинице. Мы кое-что обсудили.
«Меголу» мы оставили недалеко от Байрейта — спрятали ее за деревьями. Я надеялся, что тот, кто найдет мотоцикл, поймет, какая замечательная ему досталась машина. Когда мы бросили ее и пешком шли на вокзал, я мысленно благодарил Ханса Мюллера.
Пока мисс Тернер ходила по магазинам, я позвонил из своего номера портье и попросил устроить мне международный звонок Куперу, в Лондон.
Телефон зазвонил через час.
Я сбросил ноги с кровати, подошел к письменному столу, сел и снял трубку.
— Алло!
— Бомон, что, черт возьми, происходит? Куда вы запропастились?
— Путешествовали, — ответил я. — Тут все развалилось.
— Я так и думал. Линия надежная?
— Возможно, нет. Но сейчас это не имеет значения. — Я бы даже порадовался, если бы нас сейчас подслушивали.
Купер сказал:
— Вы знаете, что вас сняли с дела? С прошлого вторника?
— Ничего странного.
— Так что у вас там стряслось?
Я подробно все ему рассказал. Купер меня не перебивал. Когда я закончил, он спросил.
— Мисс Тернер в порядке?
— В порядке. Только немного ослабла.
— Вы там вне опасности?
— Биберкопф прислал сюда своих людей. Так что все нормально. А что там с Кодуэллом?
— А-а, Кодуэлл. Ну, его от нас перевели, так уж вышло.
— Перевели? Он же выдал конфиденциальные сведения!
— Да, но он передал их членам партии. А они тогда, так уж вышло, были нашими клиентами. И большого вреда он не нанес.
— Он же выдал конфиденциальные сведения, — твердил я свое.
— Да, но говорю вам, его перевели. В будущем за ним будут плотно наблюдать.
Что-то тут не так. За такие дела Кодуэлла следовало четвертовать, и Купер прекрасно это знал.
— Что происходит? — спросил я.
— На самом деле все несколько сложновато.
— Так объясните попроще.
— Люди в Лондоне, на которых работал Кодуэлл, оказались большими шишками.
— Неужели?
— Из правительства.
— Кто же это?
— Я не имею права говорить. Давайте на этом и закончим.
— Нет, — возразил я. — Не закончим. Вы утверждаете, что кто-то в британском правительстве намерен помогать нацистской партии? Гитлеру?
— Боюсь, так и есть.
— Купер, он подонок. И к тому же опасный. А мы могли бы ему помешать. Можно передать рассказ мисс Тернер в какую-нибудь немецкую газету, и ему конец.
— Видите ли, в том-то вся штука. Эти люди здесь, в Лондоне, совсем не хотят, чтобы ему пришел конец. Они слишком высоко его ценят. Видят в нем защиту от еще более опасного врага.