Кавказ. Выпуск XVII. Черкесия
Шрифт:
В начале июля 1853 года Абдулла-эфенди со всеми своими мальчиками явился к Магомет-Амину на реку Пшиш. В один вечер, когда собрание было особенно многочисленно, Магомет-Амин сам вышел на молитву, сопровождаемый мальчиками. В продолжение молитвы соблюдалась глубокая тишина: молящиеся были неподвижны, как статуи. Наконец, среди этой восторженной торжественности послышалось тихое рыдание, которое при конце моления, когда книги были заменены камешками, превратилось в вопль отчаяния; даже сам Магомет-Амин плакал довольно значительное время вместе с мальчиками, чем и окончилась эта публичная молитва.
Некоторые из почетнейших абадзехов и шапсугов, бывших на собрании, пораженные невиданным и неслыханным для них зрелищем, осмелились спросить о причине такого
С недоумением, качая головами, слушали абадзехи и шапсуги оратора. Часто и прежде твердили им о помощи турецкого султана, но ее никогда не бывало, а потому трудно было поверить им и пророчеству, соединенному тоже с обещанием помощи султана. Вместо умиленных его красноречием слушателей Абдулла-эфенди увидел насмешливые лица, особенно шапсугских старшин, и увидел, что разыгранная им комедия пропала даром. Попытка Магомет-Амина не удалась вполне, и он ясно увидел, что рассчитывать на проявление религиозного фанатизма между черкесскими племенами невозможно. Надо было ожидать других обстоятельств, более выгодных, которые бы передали в его руки власть над закубанскими и вообще черкесскими народами.
При таких условиях наступила война 1853–1856 годов с Турцией, Англией и Францией. Невозможность защищать наши укрепления Черноморской береговой линии вынудила нас вывести из этих укреплений наши гарнизоны. Преграда сношениям черкесских племен с Турцией уничтожилась. Настало самое благоприятное для Магомет-Амина время. Пользуясь тогдашними счастливыми для него обстоятельствами, он мог бы принести нам много вреда не действиями против линий, нет: кордонные линии наши в то время были защищаемы одинаково, как и в обычное время, их было много; но он мог сплотить между собой отдельные черкесские племена в один враждебный нам народ, подобно тому, как это сделал Шамиль в восточной половине Кавказа между племенами чеченцев и лезгин. Магомет-Амин понимал важность всех этих случайностей, но встретил себе противника в предводителе натухайцев – Сефер-бее.
Сефер-бей принадлежит к фамилии Зан, которая в прежнее время управляла особым племенем хеаков. Ныне этот народ рассеян небольшими частями между натухайцами и шапсугами. При взятии в 1807 году Анапы в числе аманатов от окрестных жителей выдан был нам и малолетний Сефер-бей. Его сперва отправили для воспитания в Одессу; но как он не оказывал успехов в науках, то и был определен юнкером в полк, квартировавший в Анапе. Однако недолго был Сефер-бей в Анапе: сперва он бежал в горы и по сдаче Анапы туркам перешел в турецкую службу, и в 1828 году был уже полковником и занимал должность анапского паши. Взятый в плен, он был отпущен на родину после заключения мира в 1829 году. В следующий за тем год он поехал в Константинополь с депутацией к султану от черкесских народов, просивших помощи. С того времени Сефер-бей остался в Турции, всячески стараясь снабжать горцев оружием и порохом, обещая им скорую помощь от Турции. Подобные действия он не прекратил и в то время, когда по настоятельным представлениям нашей миссии в Константинополе был отправлен на житье в Адрианополь.
Война 1853–1856 годов развязала ему руки. Со званием паши приехал он в Сухум, но долго не решался переехать к натухайцам, которым не мог привести с собой так давно и долго обещаемой помощи. Сверх того, он заранее считал Магомет-Амина своим врагом. Прибыв наконец за Кубань, он не успел сформировать ополчения из черкесов и всю вину свалил на Магомет-Амина, который, хотя и хотел бы действовать заодно с Сефер-беем, но, проповедуя демократию, не мог сойтись с представителем аристократической партии. Вот почему, несмотря на все усилия Магомет-Амина, он привлек к себе только абадзехов и другие черкесские племена, живущие между Лабой и Белой; натухайцы же остались верными Сефер-бею, а шапсуги – нейтральны.
Магомет-Амин для оправдания своих действий перед турецким правительством ездил в Константинополь, откуда и возвратился с некоторым запасом снарядов.
В 1855 году, в августе, Магомет-Амин решился предпринять смелое дело – овладеть Карачаем, подчинить себе этот народ и через его земли иметь возможность непосредственно действовать на Кабарду, откуда можно было в случае успеха соединиться с Шамилем. План был в высшей степени смел и дерзок; но он мог удасться и принести Магомет-Амину пользу только в том случае, когда кроме карачаевцев против нас восстали бы и кабардинцы. Шамиль еще в 1846 году хотел поднять Кабарду и даже сделал в нее быстрое вторжение, но не имел никакого успеха. Спустя девять лет то же самое хотел попытаться сделать и Магомет-Амин с противоположной стороны.
Десятого августа с отборной конной партией в 3 тысячи человек Магомет-Амин переправился у Капыня (ныне Каладжинское укрепление) через Лабу. Можно было полагать, что он предпримет покушение против отрядов, собранных на Урупе для водворения новых станиц, или будет мешать работам у Надежинского укрепления, в котором тогда находился при отряде генерал-майора Граматина начальник Кавказской линии генерал-лейтенант Козловский.
Между тем Магомет-Амин 15 августа перешел выше аула Атажукина в Тебердинское ущелье. 17-го числа партия его истребила у Эшкакона, на правом берегу Кубани, наш транспорт, шедший к отряду, расположенному на Бечлыне, в пункте, с которого в летнее время обычно отряд наш наблюдает за стадами карачаевцев. Карачаевцы в это время разделились на две части. Старики оставались в бездействии, молодежь же вся приняла сторону Магомет-Амина.
Семнадцатого числа генерал-лейтенант Козловский получил известие о вторжении Магомет-Амина в Карачай. Сейчас же решено было идти в Карачай и там разбить его партию. Горцы вторглись в Карачай через Тебердинское ущелье по таким дорогам, по которым для наших войск движение невозможно. Притом необходимо было получить с Линии подкрепление и вместе с тем заслонить Кисловодскую линию от партий Магомет-Амина. Дорога в Карачай, доступная для наших войск и по которой в 1828 году ходил генерал Эмануэль, пролегает по предгорьям между верховьями рек Кубани и Малки. Она идет через урочище Бечесан на Кадыко и далее спускается к реке Худес (впадающей в Кубань справа) по скалистой, покрытой лесом крутизне. От реки Худес тянется такой же трудный подъем на урочище Хоцико. С этого последнего опять спуск к руслу Кубани, где лежат карачаевские аулы и хутора.
Семнадцатого же числа генерал Козловский, предписав генерал-майору Евдокимову двинуться к Урупу, а полковнику Казы-Гирею войти в Тебердинское ущелье и наблюдать за горцами, сам с отрядом из четырех батальонов Кубанского пехотного полка, десяти сотен казаков, двух сотен милиции и ракетной команды выступил из Надежинского к переправе через Кубань у Каменного Моста. Чтобы от Кубани перейти к Бечесану, надо было двигаться по долине реки Мары, где большую часть дороги нельзя двигаться иначе, как в один конь; однако 18-го на рассвете отряд генерала Козловского стал в трех верстах от Магомет-Амина, который тогда же спустился к Кубани. 20-го числа отряд был на Бечесане, где получил подкрепление и послал за провиантом. Между тем полковник Казы-Гирей, двигаясь вверх по Тебердинскому ущелью, очистил его от горцев.