Кайкки лоппи

Бруссуев Александр Михайлович

Ступени до второго механика были затяжными, но, поднимаясь на борт «Меконга», Юра был уже мудрым и опытным в морской практике. Можно было, по большому счету, дипломироваться на деда, но делать этого не хотелось. Он все-таки добрался до финального, дипломного аккорда в ЛИИЖТе, правда, заочно. Купил и обставил в родном Смоленске новую трехкомнатную квартиру, как говорили, улучшенной планировки. Теперь можно было устраиваться на работу дома, на железной дороге. Ему очень помогал отец, с матерью лишь только временами созванивался, брат сделал карьеру программиста и тоже жил отдельно. Можно было создавать семью, оставался последний рейс на пресловутом «Меконге». А там — диплом и свобода.

Но, бросившись в машинное отделение прямо с обеденного стола, Юра понял, что последний рейс затянется. Давным-давно он видел картину, где разбойники с лицами статских советников, как их себе он представлял, терзают беззащитных путников, выдернутых из перевернутой кареты. «Пошаливают» — называлась картина. Вот в этом регионе он знал, поблизости живут шалуны — негры, и теперь, скорее всего, можно было писать уже другую картину: «Пошаливают — 2» с несколько морским уклоном.

Баас только беспомощно разводил в стороны руками и чесал свой внушительный живот. Юра решил действовать: когда на мостике выставили питч (винт регулируемого шага) в нулевое положение, то есть судно легло в дрейф, переключил управление на машинное отделение и врубил полный ход. Зачем он это сделал — он не знал. Просто из вредности, наверно. Сам же бросился к трапу, что вел к выходу на главную палубу. Басу сказал:

— Я тебе их буду сбрасывать, ты лови и бей по башке вот этим разводным ключом. Черепа у негров, надо думать, не резиновые, к такому обращению не привыкшие. Понял?

Стармех, конечно, все понял, но виду не показал. Однако от ключа не отказался.

Когда первый черный и лоснящийся бандит сунулся автоматом вперед в дверь, Юра дернул его что было силы за автоматное дуло на себя. Железо обожгло ладони. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль: «Автоматом только что пользовались. Что они — всех перестреляли?» А негр уже врезался головой в переборку и кубарем покатился по трапу вниз. Юра очень понадеялся, что Баас встретит захватчика, как положено. Второй, подлец, оказался более вертким, но все равно улетел вниз, правда, не расставаясь со своим оружием. Ладно, стармех не даст ему опомниться. С третьим не заладилось: он утащил Юру за собой вниз. Больше в дверь никто не ломился, это мимоходом Юра заметил и порадовался.

А потом ему дали прикладом по голове. Как в полусне он защищал голову, другие жизненно важные места. А двое негров, истошно вопя, били его руками — ногами и еще чем попало. Потом к ним присоединился и третий. Очухался, видать, после кувырков по лестнице. Рядом стоял стармех Баас и рыдал, дрожа кистями заломленных то ли в мольбе, то ли в судороге рук.

Юра думал, что его убьют, но бандиты потребовали, чтобы он обслуживал главный двигатель во время их загадочных маневров. Когда же поступила команда «стоп машине», Юру одним из первых загнали в румпельное отделение, несколько раз для острастки сунув прикладом по ребрам.

4

— Я-то думал, Баас, неукротимый голландец, передушит по очереди всех, кто попадет к нему в объятия, — говорил Юра старпому, между делом ощупывая свое лицо. — А он, подлец этакий, на первого, скатившегося ему под ноги в обнадеживающем бессознательном состоянии, даже газеткой махал. В чувство приводил. А потом, когда они меня мутузили, только вздыхал, как слон Хатхи из Маугли, и причитал: «Мы сдаемся, сдаемся!» Это они сдаются. Мы же — никогда! Точно?

— Точно! — кивал головой Пашка. — Вот только кадета жалко — подстрелили его не по делу. Когда ты управление на машину взял, только три этих урода на судно успели забраться, остальные еще по своим лестницам карабкались. Те, что на веревках, как обезьяны на лианах болтаются, кричат что-то недовольно, в море норовят обвалиться. Пока там их катера скорость набирать начали и к судну пристраиваться, наверно уже полные штаны себе наложили. Ну, а те, что у нас уже обретались, сразу палить давай во все стороны. А тут кадет, как дурачок, из надстройки на шум выглянул. Ему бы на старших коллег посмотреть, которые оцепенели после моей объявы об атаке террористов. Так нет — интересно ему стало! Вот и получил рикошетом пулю в задницу!

— Слушай, Паша! — сказал второй механик. — Как художник художнику скажи мне: ты Родину любишь? Готов за нее жизнь отдать?

Старпом засмеялся:

— Что узнать-то хотел? Поди, оклад мой интересует?

Юра прекратил трогать себя за лицо и горестно вздохнул:

— Могли бы мы от этой напасти отбиться? А?

Пашка прищурил глаза, сжал кулаки и отвернулся к переборке. Наступило молчание, только урки, не способные переносить тишину, бормотали друг другу что-то вполголоса.

— Вообще-то, да! — наконец, произнес старпом. — Во-первых, нельзя было никому расслабляться, пока этими местами передвигаемся. А мы — сидим все вместе, кушаем. Надстройка не задраена, вахтенные не выставлены, даже пожарные шланги не разнесены для отражения возможных атак. Во-вторых, ну, напали они на нас. С оружием, гранатометами — все, как положено. Пусть даже что-то типа крупнокалиберного пулемета у них имеется. Пусть! Но наш борт-то надводный! Три метра ползти надо, чтобы перелезть на палубу. Даже несмотря на то, что голландские проектировщики, суки, вместо фальшбортов леера тянут, восемь человек с четырьмя брансбойтами могут контролировать весь пароход, укрываясь за толстыми плитами бака и надстройки. Стрелять захотят негры сраные? Извольте! Снизу вверх, сектора упираются в небо. Или ловите рикошеты от корпуса. Гранатометом пульнуть? Если не кумулятивные патроны, то сталь толщиной в палец, даже если она и китайская, под тем же углом способна переправить гранаты куда подальше. В надстройку стрелять? Пожалуйста! Рубку разворотить, валовую линию перебить, в каютах пожар устроить? То есть лишить судно управляемости, или вообще уничтожить. Тогда какой смысл его захватывать? Разве выкуп платят за утонувшие пароходы? В-третьих, залезать на борт все равно придется по веревкам, либо каким-то приставным лестницам. Не будем же мы им генеральный трап спускать! Пусть попробует самый цепкий негр за канат свой цепляться, когда по нему бьет направленная струя из пожарного гидранта силой в шесть бар. А там, глядишь, подмога к нам подоспеет. Америкосы, либо наши, отечественные.

Пашка махнул рукой и опять отвернулся к переборке.

— А вот я однажды в прессе прочитал рассказ. Газета, конечно, полный отстой, но заметка была интересная. Я тебе сейчас ее перескажу близко к тексту. Там как раз про этот Баб-эль-Мандеб один парень пишет. Правда, в те времена у этих сомалийцев оружия было еще не так, чтобы много. Короче, слушай, — сказал Юра и поведал историю, называвшуюся «Крысары Баб — Эль — Мандеба», очень точно запечатлевшуюся в его памяти:

«Океан укрылся ночью, мы с фиттером (слесарем — сварщиком) сидели перед надстройкой контейнеровоза „Германа“. Где-то по корме трепетал Либерийский флаг, больше похожий на тряпочку — экваториальная жара и влажность побеждают любые тайды и ассы. У нас с Сашей тряслись руки. „Надо хлопнуть вискаря“, — предложил он. С моей стороны возражений не последовало.

Наше судно, загрузившись в Малайзии всякой лабудой, шло на Средиземку. Конечно, принимались стандартные меры против пиратства в Малаккском проливе (наблюдение, связь), но бог миловал, пронесло. На рейде Сингапура, где мы получали снабжение, на борт залезали во множестве весьма сомнительные торгаши, воодушевленно выпытывающие у экипажа, много ли золота — брильянтов везем, сколько баксов в судовой кассе, какая ценность в грузе и т. д. Так мы и проехали без эксцессов мимо грозных малайских флибустьеров, прошли Индийский океан, вот-вот собиравшийся разразиться жесточайшими муссонными штормами.