Кайкки лоппи
Шрифт:
Когда над знакомым палили из своих автоматов чурки, впечатывая с каждым эхом от выстрелов в мозг слова «север — восток», а бедные женщины бились в истериках от мысли, что этого быть не может, потому что не может быть никогда. А если может, то не с ними. Их-то — за чтоооооо? И другое эхо — их шепота, прожигало в памяти: «норд — ост». Слова эти безостановочно крутились в голове, отвлекая от мысли, что судьба уже поделила весь этот зрительный зал на счастливые места и нет. Повезло тогда знакомому, только вот набор букв, навсегда засевших в голове, по пьянке и не только терзает, как мучительные занозы: «север — восток, норд — ост».
«— Убежать бы в теплые края. Взять с собой Сахалин с Камчаткой, Мурманск…
— А что же тогда здесь-то останется?
— Менты!» Бумер — 2.
Если все так плохо, если везде эта серость, что же делать-то? Что за спиной, если у тебя никаких прав? Чем отличаются те законы, что установили эти черные сомалийские придурки, от тех, чем руководствуются зачастую вполне невинные на вид парни, прикрывающие свою ущербность подобием погон на плечах?
Что делать, что делать? Валить надо этих бандитов и валить отсюда. Потому что так и только так можно заставить уважать свою Родину. Как заставили признать весь мир мужество и отвагу советских солдат — победителей, задавленных произволом 20-х, 30-х и последующих годов. Вряд ли дрались они за тех ментов, что выбивали признания вместе с зубами. Кто-то сражался за свои северные города и деревни, кто-то за Смоленск. Разве я хуже?
Все мы под Богом ходим. Сегодня ты пиво хлещешь, а завтра, хлоп — и почки распустились, печень завяла. Что ж, судьба такая. Но как же так парень-то этот, вроде верующий, упрямо взял, да и помер, даже без покаяния? Это же не правильно! Жить нужно столько, сколько тебе отпущено. Худо тебе — пожалуйся, но борись, не опускай рук. Алкоголь — это плохо, но не очень. Кто как привык, вообще-то. Мне привычнее с пивом, но это ведь не мешает мне чтить Бога и читать Библию!
Когда-то в апреле стояли мы в устье Темзы. Марианна прилетела в гости, пиво холодное, виски ароматное. Солнечно и, вроде бы, тепло. Вода мутная. На поверхности от борта к середине плывет, еле шевеля хвостом, рыбешка. Сантиметров десять в длину. Спина торчит из воды. То ли контуженная, то ли оглушенная, то ли сумасшедшая, то ли самоубийца. Чайки орут где-то на берегу. Если рыбка не нырнет — ее обязательно обнаружат и съедят. Бросаю в рыбу куском печенья (под рукой только кружка с дрянным кофеем, к тому же чужим, и пара сомнительного вида печенюг). Сильный недолет, слишком легкий кусок. Бросить кружкой не решаюсь. Рыба тупо и медленно плывет. Наконец, прилетает чайка, хватает добычу — та, к моему удивлению, начинает активно трепыхаться. Чайка пару раз споласкивает жертву, но не жрет, падла. Зажав в клюве, улетает, наверно, кормить безобразных наглых птенцов. На нее пикируют другие чайки, замыслившие разбой. Но счастливица с добычей ловко уворачивается, вставая на крыло, и спокойно улетает. Наверно, к ближайшей помойке.
Казалось бы, рыба решилась расстаться со своей никчемной жизнью: мокро, мутно, чайки норовят, если не съесть, то обязательно на голову нагадить. Но тоже брыкаться начала, как до дела дошло. И еще не ясно, может быть выскользнула и плюхнулась обратно куда-нибудь в прибрежные кусты, а там по-пластунски обратно в речку забралась.
Сижу сейчас с экипажем, а мог бы и в каюте, как мастер, уединяться. Валяйся в койке, жди, кланяйся этим афроамериканцам. Впрочем, просто — африканцам. Но не могу. Почему-то действовать хочется, противиться насилию. Наверно, потому, что уж больно очевидно все эти пираты во главе с их, по всей видимости, арабским боссом, изображают из себя вершителей судеб. Божки, твою мать, на глиняных ногах.
Все люди когда-то были равными. Кто-то решил, что он равнее всех и вознамерился уподобиться богу, возвышаясь всеми способами над прочими. Начал объединять вокруг себя людей попроще и послабей. Где угрозы и жестокие кары, где лесть и подкуп, но везде обещания сладкой жизни в будущем. Создал государство, навязывая свою волю другим, никак не наоборот. Тоже и соседи. Сразу же давай силой мериться — победитель берет сопредельную территорию. Успех за успехом, самомнение растет до неприличных размеров. Вокруг бегают подхалимы и восторгаются: «ах, как мудро, ах, как правильно». Где-то, невидимые за занавесями, шепчутся недовольные: «тиран, палач». Однако подконтрольная территория растет, уже и на осле за месяц не объехать от края до края. Идеи о мировом господстве — само собой разумеющиеся. Нет предела воображению. Есть предел у Земли. От мысли, что единоличный правитель, судья и хозяин всех людей, сосет под ложечкой: «Я — подобен богу!» Такая вот Вавилонская башня, от земли до неба. На плечах людей стоит один — вседержитель. Или — вседержатель, ибо держит ногами своими плечи всех людей и людишек под собой.
Когда это стало то ли угрозой, то ли слишком надоело, Бог вздохнул и разрушил Вавилонскую башню. В самом-то деле, нельзя ж уподобиться творцу всего сущего. Люди вдруг перестали понимать друг друга — стали многоязычными. Утратив понимание, разбежались кто куда, а представителям единоличного правителя по шеям надавали. Неувязка была устранена. Мораль, конечно же, одна: разделяй и властвуй.
Но люди изобретательны. Гордыня толкает разум на поиск вариантов, как же все-таки начать строить свою Вавилонскую башню? Если, конечно, разум есть. А то — просто инстинкты, как у этих черных парней со спиленными зубами.
Но успеха в этом деле ждать не стоит. Ортоксеркс, Кир, Александр, позднее Наполеон и Гитлер так и не смогли построить своих башен. Как бы ни пытались. Так стоит ли пытаться?
Люди могут делиться счастьем. Горе приходиться переживать в одиночку. Легче не становится, если довериться кому-нибудь. Как говорят буржуазные весельчаки: семьдесят процентов отнесутся к тебе с равнодушием, а тридцать — позлорадствуют. Надо учиться и стараться терпеть, как бы туго не пришлось, даже если невмоготу. Лишь только Бог тебе посочувствует, а время потом чуть притушит боль. Наверно — это закон. Лишь родственные близкие души могут помочь чуть и ненадолго успокоиться. Ими нужно дорожить, а доверяться — только Богу. Пусть это будет твоя Вера, без нее у тебя нет совести. А совесть — это то, что дал тебе Бог, она обязательно шепнет тебе, если поступки твои неправедны. Другое дело, что этот голос можно заглушить. А без совести — ты монстр. Можно подпиливать зубы, одевать драные трусы, хватать автомат и пулять себе.
Жить в ладу с собой, кряхтя, подчиняясь разным и непонятным законам своего угнетателя — государства — вот выход. Лишь бы никто не пытался показать тебе, что он круче: ни сосед, ни полицейский, ни начальник. Чего люди мудрого Оззи Озборна не слушают: «I don't want to change this world, I don't want the world change me»?
Так что же делать-то? Так уж сложилось, прости Господи, что лучший выход — это валить. Валить отсюда, пользуясь любой возможностью.
Капитан наверху в каюте ворочался на узкой и смятой постели. Жарко было невыносимо. Воды — нет вообще. Электричества — тоже. Имея склонность к посещению туалета, насытил запахом все вокруг. Вроде бы, свое не пахнет, но все равно неприятно.
Урки закончили свою скорбную работу и сели передохнуть. Как никогда они были едины и настроились на самые решительные действия.
Капитанские раздумья.
Какие же они все мерзавцы и дикари! Ну, ничего, меня моя кампания не бросит на произвол судьбы. Придется потерпеть немного, а там я этим варварам такие рекомендации дам, что они ни на одно судно больше не смогут устроиться. Проклятые русские! Или — украинцы? Без разницы. Воду отключили и света лишили! Ладно, пусть катятся в свои леса и живут там собирательством и пьянством! Почему они не относятся с надлежавшим почтением к силе? Упрямые ублюдки! На пароходе — я самый сильный! А в нынешней ситуации самый сильный — это господин Араб, который не представился. И его подручные афроамериканцы тоже сильные. Хотя нет, простите — просто американцы. Черные американцы. Да нет же — черные африканцы! А разве бывают белые африканцы? Разве что в ЮАР, да и те голландцы, буры! Впрочем, неважно. Уважать их надо, голову склонять — это им нравится. Согласно ISPS не провоцировать на конфликт. Разве это так сложно?