Кайкки лоппи
Шрифт:
— Как же простынями можно прутья согнуть? — удивлялся старпом.
— Вон тебе Юра сейчас расскажет, — кивнул на обнимающего за шею боцмана второго механика.
— Да чего-то не знаю я, — развел тот руками. Босс, освободившись, снова уперся взглядом в неведомое.
— Сворачиваются простыни жгутами после того, как те намокнут как следует. Связываются этими жгутами соседние прутья, между простынями пропихивают, скажем, ножку от стола, и крутят. До революции так некоторые каторжане делали, — сказал дед и поднялся, чтобы уйти. Синий на этот раз не пытался удерживать.
Уже поднимаясь к себе в каюту, услышал песнь:
«Тот, кто рожден был у моря, Тот полюбил навсегда Белые мачты на рейде, В дымке морской города».Джон про себя добавил, открывая дверь: «Самое синее в мире — Черное море мое!»
13
Чем дальше судно «Кайен» поглощало милю за милей Индийского океана, тем более бесноватым становился Налим Иваныч. Он, кажется, даже перестал менять на себе одежду, потому что запах свежести и морозного утра, обещаемый стиральным порошком, и так то не ощущавшийся изначально, теперь приобрел аромат растаявшего после зимы общественного туалета. Виталя отворачивался и крутил глазами, когда дед, случалось, заходил на мостик. Так он проделывал, конечно, в том случае, если капитан отвлекался куда-то в сторону. Но Налим, теперь все время проводивший на мостике, бросался на Джона, как собака на проезжающую машину: бежит за автомобилем с самым грозным видом, а если догонит — то не знает, что и делать.
Один раз дед стерпел эти нападки, ушел на крыло рубки и по внешнему периметру спустился обратно. Он подумал, что это случайность. Но второй раз, зайдя к старпому с самым невинным вопросом: «Сколько еще ехать до Суэцкого канала», опять подвергся внезапной капитанской атаке.
— Почему посторонние в рубке? — выпятив живот, заговорил мастер и стал свирепо озираться по сторонам.
Джон, как водится, мгновенно преодолев расстояние от удивления до бешенства, подошел к штурманскому столику и взял обрывок бумаги. Не обращая внимания на зло сопящего капитана, он написал несколько слов и протянул бумажку старпому. Тот, приняв грамоту, прочитал и округлил глаза.
— Читайте вслух, — приказал Налим.
— Мир. Дверь. Мяч, — прочел Виталик по-английски.
— Чтооооо? — завыл мастер и даже сжал свои маленькие, поросшие рыжеватыми волосками, кулачки.
— Peace. Door. Ball, — повторил старпом, и только теперь до него дошел смысл. Не в силах сдержаться, он захохотал.
— Субординация! — начал, было, Налим Иваныч, но Джон его перебил.
— Ладно, — сказал он. — Пойду отсюда. Иначе, боюсь, не сдержусь и выброшу капитана за борт.
— О, субординация! — снова затянул мастер свою молитву, но Джон уже скрылся за дверью.
Накормленной чайкой оказался бедолага-боцман. Оказалось, что некоторые урчеллы тоже подвержены запоям. Синий опять вывернулся из хватки зеленого змия, чем несказанно удивил не только деда, но и старпома.
На подходе к Баб-эль-Мандебу Виталик доложился коалиционным силам о намерении проходить в пиратосодержащую зону. И американцы, и русские вяло поинтересовались, чуваки, нужно ли сопровождение? Старпом мысленно спросил: «Сколько?» Сам же и ответил, тоже мысленно: «Сто миллионов тысяч долларов». По связи же он сердечно поблагодарил и отказался. Американцы пробурчали: «Будьте осторожны. Удачи». Русские гавкнули: «Ладно».
Капитан все это время бегал по рубке с крыла на крыло. Внимательно прислушивался к переговорам, но сам в них не вступал. Выглядел он не очень хорошо: боевая рабочая майка совсем пожелтела, волосы, обрамляющие плешь топорщились в разные стороны, как скомканный на голове нимб, клочковатая поросль вместо бороды не могла скрыть обильные веснушки, выглядевшие на немолодом и отекшем лице как-то неуместно. Словом, Налим Иваныч сдал. Стало быть, себя не контролировал, стало быть, болен.
Дело шло к обеду, мастер глядел во все бинокли в морскую даль, перебегая с крыла на крыло. Вокруг было пустынно и вполне заурядно. Боцмана отправили на бак быть впередсмотрящим: мало ли что? Дед занял свое место в Центральном Посту Управления, подготовив главный двигатель к возможности внезапных маневров. Остальной народ занимался повседневными обязанностями.
Пароход, ведомый авторулевым, рассекал легкую зыбь и мчался к Красному морю. Но судьба решила иначе. Наверно, это было просто стечение обстоятельств такое. Налим отвернулся от обзора, дабы принять и отправить в кампанию какую-то очередную срочную информацию. Боцман, тяжело отходя от отравления алкоголем, вообще никуда не смотрел, полулежал на свернутых швартовных концах и пил бесконечный чай. Остальные моряки в море глядят редко — не до того.
Когда из легкой дымки вырисовались три точки, этого не узрел никто. Когда эти точки превратились в быстроходные катера — ни один человек даже не поморщился. Когда стало ясно, что курс этих стремительно несущихся лодок пересекается на «Кайене», капитан оторвался от своего компьютера, а боцман решил подойти к борту.
Босс, не тратя мгновений на раздумья, заорал:
— Пираты!
Потом бросился к судовому телефону. Урки-матросы побросали все свои скребки и молотки, заслышав страшное слово, и помчались в надстройку. Капитан застыл, не в силах шевельнуться, уперев взгляд в приближающие катера. Из ступора его вывел звонок с бака: боцман докладывал о вероятном нападении на них.
Мастер, не ответив, заложил руль на борт, авторулевой автоматически отключился. У повара на камбузе посыпались кастрюли с тарелками, Синий, коротающий время в туалете, вывалился со стульчика, мирно спящий после вахты Виталик выкатился с кровати. В машинном отделении завыл аларм по перегрузке.
— Потерпи, родная, — прошептал дед, квитируя сигнализацию. Он понял, что случилась беда. И беда эта носит черное имя «Терроризм». Когда-то давно Джон заметил никак не маркированную зеленую кнопку под пломбой, располагавшуюся на входе в ЦПУ под щитом машинного освещения. Просто так и не заметить. Старпом Макута предположил, что это — включение сигнала на спутник, судно подвергается атаке террористов. Точнее узнать не получилось: Ван Дер Плаас на вопросы не отвечал, Налим Иваныч на контакты не шел.
Джон бросился к щиту, сорвал пломбу и вдавил кнопку. В крайнем случае, если это просто заурядный маневр заскучавшего капитана, можно отбить по связи, что это просто проверка, не тревога, а учебное действие. Но что-то подсказывало деду, что на этот раз — все реально.
В ЦПУ влетел испуганный второй механик.
— Все, Джон, приплыли, — сказал он. — Здравствуйте, девочки. Черномазые на подходе, судно уже не спасти.
Капитан в это время старался выписывать загадочные противолодочные загогулины. Однако «Кайен», как и любой другой пароход океанского заплыва плохо приспособлен к энергичным маневрам. Нервы у мастера, похоже, давным-давно сдали, поэтому он не мог мыслить разумно, считаясь с инерцией, временем перекладки руля с борта на борт и скоростью реверса (изменения направления движения с «вперед» на «назад» и наоборот).