Казачий адмирал

Чернобровкин Александр Васильевич

Заметил, что любые наркотики движутся по кругу — безразличное отношение общества, категорический запрет, контроль после отмены запрета и опять безразличие. Я помню, как в двадцать первом веке марихуана переходила из стадии категорического запрета в контролируемое распространение. В первой четверти семнадцатого века отношение к ней было безразличное. Кстати, первые трубки здесь появились именно для курения конопли. Опыт скифов, собиравшихся в плотно закрытом шатре и сыпавших коноплю на нагретые камни, усовершенствовали и благополучно пронесли через века.

— Боярин, не хочешь попробовать? — показав в улыбке беззубые десны, спрашивает меня один из курильщиков — пожилой казак, проведший на турецких галерах полтора года и лишившийся там, по его словам, передних

зубов.

— Бросил курить, — отказываюсь я, чуть не ляпнув, что курил двадцать лет.

— Забавное дело! — хвалит курильщик.

Казаки в большинстве своем долго все равно не живут, так что предупреждать о вреде курения я не счел нужным.

— Лучше кошевого атамана угости, — предлагаю я.

Петр Сагайдачный на баштарде. Там места больше и выглядит она, по его мнению, мореходнее. Я опять-таки не разубеждаю. Во время грабежа Каффы мы встретились в центре города, где кошевой атаман решил провести показательные казни пленников. Любимая казаками посадка врага на кол была не самым жестоким развлечением.

— Их обязательно убивать, причем так жестоко? — поинтересовался я.

— Они над нашими еще и не так издеваются! — очень эмоционально, будто и сам побывал в руках турецких палачей, произнес кошевой атаман.

— Жестокость делает человека великим, но великим преступником, — поделился я жизненным опытом.

После этого Петр Сагайдачный стал относиться ко мне еще подозрительней. Он плохо разбирается в людях, поэтому иногда совершенно безобидные слова принимает за намек на его несоответствие занимаемой должности и сразу зачисляет произнесшего крамолу во враги. Судя по тому, как на следующий день он избегал встретиться со мной взглядом, я удостоился большой чести. Что ж, мне не привыкать. Тем более, что награбленных денег уже хватит на начало жизни в более спокойном месте. Хотелось бы, правда, еще и на хороший корабль наскрести, чтобы не оказаться в кабале у ростовщиков.

На этот раз пошли в Сечь на всех галерах, включая баштарду. У кошевого атамана появилась идея осилить еще один поход, на этот раз на южное побережье Черного моря, к Трапезунду, который турки переименовали в Трабзон. Там нас не ждут, так что есть шанс, что примут галеры за турецкий военный флот и подпустят на опасное для себя расстояние. Из-за баштарды, которая из-за плохой поворотливости и неумелых рулевых несколько раз выскакивала на берег, шли дольше обычного. Неделя ушла на подсчет и раздел добычи.

Я отвез свою часть добычи на лодке домой. Там узнал, что Оксана родила второго сына. Решили назвать его Виктором. Это имя здесь пока не в ходу, но я надолго оставаться в этих краях не собираюсь.

К моему возвращению в паланке осталось тысячи три казаков. Остальные решили, что судьбу лишний раз напрягать не стоит, хватит и той добычи, что взяли в Каффе. Такой богатой не помнят даже самые старые казаки. Поэтому многие разъехались по городам и селам, чтобы в праздности и веселье провести наступающую осень и зиму, а по весне вернуться на остров Базавлук. В поход отправились только самые жадные и те, кто не участвовал в предыдущем. Пошли на турецких галерах, тартане и всего десятке чаек. В Днепро-Бугском лимане турок не было. Когда уже взяли курс на мыс Тарханкут, с мачты тартаны заметили вдалеке на западе турецкие галеры. Возвращаться не стали. Если их больше, не справимся, а если меньше, убегут в Днестровский лиман, под защиту пушек Аккерманна.

Глава 29

Я бывал в Трабзоне в двадцать первом веке. Это был один из любимых портов ростовских «жабодавов». Выйдя из Керченского пролива, поворачивали налево и вдоль восточного берега Черного моря, удаляясь от него не более, чем на двадцать миль, как разрешено судам «река-море» морским регистром, чапали до Трабзона. Ни тебе Босфора, ни тебе Дарданелов, где надо демонстрировать свое незнание английского языка, но заходишь в турецкий порт, где можно загнать сэкономленное топливо. Судовладельцы обещали стукачам половину суммы от проданной налево солярки, что не страшило и не помогало. Потенциальные стукачи знали, что деньги вряд

ли получат, судовладельцы даже легальную зарплату зажимали по страшной силе, а потом на другом судне житья не будет. Стукач — неблагодарная профессия в России. Это вам не Китай, где в каждом воинском подразделении есть официальная должность «стукач», причем все знают, кто это.

Мы пришли в Трабзон сразу после полудня. Здесь еще было жарко. Плюс дождь недавно прошел, и воздух был наполнен влагой, из-за чего весь экипаж тартаны сильно потел. Поскольку надо было маневрировать для захода в довольно приличную, защищенную бухту, шли на веслах. Гребцы приготовились к бою, надели броню, у кого какая была, но шлемы пока не напяливали, поэтому почти у всех оселедцы мокрыми мочалками прилипли к выбритым черепам. Мол в порту длинный, вдоль всего южного берега бухты. Возле него стояли под разгрузкой две тяжелые галеры и средиземноморский вариант гукера, который здесь называют сайком — судно длиной метров тридцать и шириной около девяти, водоизмещением тонн триста, с блиндом под бушпритом, главным парусом и марселем на грот-мачте, которая стоит примерно посередине судна, и латинским парусом сетти — косым четырёхугольным с наветренной шкаториной — на маленькой бизань-мачте. Сайки обычно называют полуторамачтовыми судами. С этого выгружали живых быков. Наверное, провиант для турецкой армии, которая стоит на границе с Персией. Баштарда ошвартовалась по носу у сайка, две галеры начали моститься впереди нее, а остальные ждали, чтобы стать вторым и третьим бортом. Тартана тоже легла в дрейф в бухте, ожидая, как будут развиваться события. Наши чайки далеко отсюда, чтобы их не заметили с берега, придут через нескольок часов, поэтому, если первый вариант захвата не удастся, отступим до их подхода и реализуем второй.

Вариант был прост и нахален. Среди турецких мамелюков много славян, поэтому отличить казака в турецких доспехах от воинов султана вряд ли кто сможет. К баштарде устремились несколько турок, наверное, местные маленькие начальники, чтобы узнать, кто прибыл, и доложить большому начальству, а затем согласовать церемонию встречи. Они зашли на прибывшее судно — и исчезли. На причал спустились псевдо янычары и направились к ближним городским воротам, которые находились на расстоянии метров сто от мола. Вышагивали важно, осознавая себя воинами великого султана. Возглавлял процессию этнический турок, сбежавший к казакам от преследования властей на родине. Что он натворил — никого не интересовало. Крестился, в бою бежит не раньше остальных, законы товарищества почитает — значит, свой. С галер сошел второй отряд «янычар» и тоже зашагал к воротам. Они двойные. Первые в начале тоннеля, который длиной метров шесть, потом железная решетка, сейчас поднятая, а в конце — вторые. Охрана там небольшая. Насколько я разглядел, снаружи в тени у стены стояли и сидели человек восемь. Еще столько же, наверное, внутри. Плюс в караулке и в двух башнях, что по обе стороны ворот, могут быть по несколько человек. Охранники расслаблены, смотрят на прибывших с любопытством. На город давно никто не нападал. Подозреваю, что даже самый старый охранник служил до сегодняшнего дня без хлопот и потрясений, оружием пользовался разве что для того, чтобы взбунтовавшуюся чернь разогнать. Говорят, неблагодарные подданные султана недавно восставали и занимались переделом движимого имущества. Может быть, «наш» турок был одним из бунтовщиков.

Первый отряд «янычар» исчез в затененном тоннеле. Второй подошел к воротам через пару минут и сразу набросился на стражу. Бой был короток. Подданные султана, которые находились неподалеку, сначала не поняли, что происходит. Купцы, моряки, рыбаки, грузчики и просто зеваки смотрели на расправу, скорее, с удивлением, пытаясь понять, чем стража не угодила янычарам?! Впрочем, у янычар репутация отморозков-беспредельщиков, спроса с них никакого. Только когда с галер начали сбегать казаки, облаченные кто во что горазд, самые сообразительные рванули от них вдоль высокой и толстой городской стены с криками «Враги!». Кто-то бежал к другим воротам, а кто-то, самые сообразительные, подальше от города.