Казачий адмирал
Шрифт:
— Боярин, кошевой зовет на раду! — позвал меня Матвей Смогулецкий, проходя мимо чаек, носы которых были высунуты на берег.
— Хочет подсвечники забрать? — не удержался я, глядя на него с узкого полубака чайки, на которой заканчивал поход.
— Какие подсвечники?! — удивился почти искренне младший сын быдгощского старосты.
Вот только раздражение не сумел срыть. Обидно, наверное, что такому хитрецу и вдруг не удалось надуть какого-то москаля. Теперь я уже не сомневался, что подстава — его рук дело, а направлял его Петр Сагайдачный.
Рада проходила в трапезной — одном из куреней с узкими бойницами, закрытыми листами исписанной и промасленной бумаги. Чернила во многих местах потекли, но можно было разобрать,
Слово взял кошевой атаман:
— Пока мы добирались сюда, басурмане решили, что мы каким-то чудом проскочили в Днепр, и, как говорят, под командованием Ибрагим-паши погнались за нами на десяти галерах. Дошли до самой паланки, пограбили и сожгли ее, убили несколько наших товарищей. К счастью, там мало их было, почти все успели убежать, когда узнали о приближении врага. Потом басурмане пошли вверх по Днепру, до порогов, грабя все по правому берегу, а теперь плывут вниз, грабя левый берег.
— Надо догнать их и наказать! — гневно бросил есаул Игнат Вырвиглаз заранее, видимо, подготовленную реплику.
— Пока до порогов дойдем и перетащим через них чайки, от басурманов и следов не останется, — сказал Василий Стрелковский.
Так понимаю, возразил он чисто из принципа. Наверное, обидно, что больше не атаман.
— Верно говоришь, — согласился с ним Петр Сагайдачный, судя по тону, ожидавший подобное высказывание. — Если через пороги пойдем, то не успеем, а если по Волчьей, а потом по ее притоку Верхней Терсе, то окажемся возле реки Конские Воды, куда басурмане обязательно должны зайти, чтобы пограбить там наши хутора. Туда самое большее день пути, если налегке.
Члены рады сразу загомонили одобрительно. На реке Конские Воды несколько больших и зажиточных хуторов, на которых живут многие из зимовых казаков, присоединившихся к нашему походу. Для них предложение кошевого атамана самое лучшее, не зависимо от того, застанем там Ибрагим-пашу с войском или нет. Петру Сагайдачному тоже важнее хорошее мнение о нем зажиточных казаков, а не борьба с турками, поэтому и внес на рассмотрение такое предложение. Мне было без разницы. Можно было бы, конечно, подсунуть ему свинью, объяснив остальным, почему он предложил именно это, но я не хотел, чтобы кошевой атаман раньше времени догадался, что я знаю, кто был организатором подляны с подсвечниками. Пусть и дальше пребывает в уверенности, что я настолько туп, насколько он думает, и подозреваю только Матвея Смогулецкого.
Глава 32
Спасти свои хутора на Конских Водах зимовые казаки не успели. Дымы пожаров мы заметили за несколько километров до реки. Они были левее того места, к которому мы шли, выше по течению реки. С одной стороны эта новость была плоха, особенно для тех, кто там жил, а с другой было понятно, что небитыми турки отсюда не уйдут. Вопрос был только в том, как много их погибнет. Чайки мы оставили на Верхней Терсе, поэтому взять на абордаж турецкие галеры не сможем, но на худой конец обстреляем с берега. Река Конские воды в этом месте шириной всего метров сто-сто пятьдесят.
Турки не догадывались о нашем приближении. Разведку они не вели. То ли потому, что лошадей было мало и те трофейные, то ли просто из лени. На ночь они расположились на левом, дальнем от нас, берегу реки, неподалеку от подожженного хутора. Первую половину ночи горящие дома и
На противоположный берег мы переправлялись вплавь. Нарезав камыша, связали его поясами в фашины, которые соединили по три-четыре, положили на них оружие, боеприпасы, одежду и обувь, и те, кто умел плавать, перетолкали эти плоты на противоположный берег. Не умеющие плавать ложились на фашину из камыша и, обхватив ее намертво, как любимую женщину, бултыхали в воде ногами, придавая своему плавсредству ускорение.
Вода была уже холодная. Переправившись на другой берег, я быстро оделся. Дрожь не отпускала мое тело, поэтому сделал разминку, чтобы быстрее согреться. Махал руками и смотрел на светлые голые тела, которые выходили из воды и сразу начинали натягивать на себя одежду и как бы растворяться в темноте.
Дороги здесь не было, поэтому, чтобы не заблудиться и не застрять в высокой траве, пошли вдоль берега. Вспугнули несколько уток и кабана. Он понесся с таки шумом, будто по камышам прорывался бульдозер. Я думал, что этот шум насторожит турок. Ничуть не бывало. Не привыкшие к местным ночным звукам, турки не обращали на них внимание. Наверное, вначале все воспринимали, как опасность, а потом убедились в обратном и расслабились. В их лагере, растянувшемся вдоль берега на километр, не меньше, горело десятка три костров, возле которых сидело по два-три часовых. Судя по статичности поз, часовые кемарили. Столько дней уже шляются по казацким землям, врага не встречают — чего бояться?! Наш отряд начал охватывать турецкий лагерь. По цепочке передали, что сигналом к атаке будет тройной призыв селезня. Сейчас, правда, селезни готовятся к перелету в теплые края, а не к любовным играм, но турки об этом вряд ли знают.
От меня до ближайшего костра было метров двести. Возле него, согнувшись во сне, сидели двое. Еще три, а может, и четыре человека лежали рядом. Позади них, тесно прижавшись друг к другу, спали на земле пленные, на которых только светлые нижние рубахи. Дальше угадывался нос кадирги, вытащенный на мелководье. Нас проинформировали монахи, что турки пришли сюда на восьми кадиргах и трех кальяттах.
Трижды прокрякал селезень, причем удивительно похоже. У меня со звукоподражанием слабо, поэтому всегда восхищаюсь людьми, которым дан такой дар. Стараясь шагать тихо, я направилсяк костру. Слева от меня идет Петро Подкова, а справа — Михаил Скиба. У обоих в правой руке сабля, а в левой кремневый пистолет. Я оставил пистолеты у Ионы, который должен вместе с другими джурами ждать на месте нашей переправы. Побоялся, что замочу их, а потом придется выковыривать заряд из ствола. Надеюсь, не пожалею, что не взял. Турок раза в два больше, потому что сюда пришел не весь наш отряд, а всего чуть больше двух тысяч, но внезапность и темнота работают на нас.
Тот турок, что сидел у костра спиной к нам, вдруг вздрогнул, выпрямился и повернул голову в нашу сторону. Есть люди с обостренной интуицией или звериным инстинктом, которые опасность даже спиной чуют. Нас разделяло метров сто, поэтому не думаю, что он увидел приближающуюся опасность. Со света в темноту видно намного хуже, чем наоборот. Турок все же поднялся и спокойным шагом направился к кадирге.
— Бегом! — тихо скомандовал сотник Безухий, наступавший через двух человек левее.
В это время правее прогрохотал первый выстрел, а через секунду загрохотало вдоль всего лагеря турок. Часовой, шагавший к кадирге, бросками переместился вперед и скрылся в тени галеры. Сидевший у костра вздрогнул и почти мгновенно вскочил на ноги, после чего дернулся еще раз, наверное, получив пулю в туловище и начал медленно клониться вперед. Спавшие рядом с костром турки тоже вскочили на ноги, спросонья не сразу поняли, что происходит. Один сообразил быстрее и рванулся к кадирге, а остальных порубили подбежавшие казаки. Пленные тоже проснулись, приподнялись, но затем сразу легли, чтобы не поймать шальную пулю.