Казаки

Костомаров Николай Иванович

Между тем татары, скучая ожиданием войны, рассыпались no малороссийским селениям, грабили и брали в плен людей и гоняли их в Крым. Поднялись жалобы.

«Что же мы здесь стоим! — кричали козаки в обозе: — дома у нас татары жен уводят!»

И козаки стали толпами расходиться назад. Гетман не мог удержать волнения, созвал к себе мурз и говорил им:

«Мы призвали вас усмирить бунтовщиков, а не для того, чтобы невинных убивать и загонять в плен. Если вы будете так поступать с нашими, то вам не отойти от нас в добром здоровьи>>.

Чтоб не навлечь на себя восстания, гетман отступил к Веприку в пределы Малороссии; он был принужден дозволить козакам бить татар, если те будут своевольничать. Тогда татары стали уходить и пошли за реку Псел; козаки гонялись за ними, — с каждым днем обоз пустел. Воевать с великороссиянами не было охоты -в массе; а между тем нападения некоторых шаек на Каменное и Олешню вызвали то, что великороссияне, собравшись шайками, втор-гнулись в Украину, стали жечь селения и бить малороссиян. Вдобавок сербы, бывшие также в войске Выговского, дозволяли себе над малороссиянами всякого рода своевольства и неистовства. Козаки, слыша, что и татары, и москали, и сербы распоряжаются у' них дома, когда они в чужой земле, бежали из табора без удержу. Полковники стали роптать на гетмана и друг на друга. Даже те, которые были сильными недругами московского владычества, и те поднялись на гетмана. Гуляницкий упрекал его, зачем он вошел прежде времени в царскую землю и раздражает москалей.

<<Да не ты ли первый пуще других меня на эту войну поджигал?» — говорил ему гетман.

В раде сделалась ссора и безладица; толковали и так и иначе; осмотрелись, что сделали клич к войне слишком торопливо и нерассудительно. Царского посланника не было обратно. Выговский надеялся, что испугает московское правительство решительными выходками; ожидал, что тот же дьяк Кикин опять приедет с речами, приятными для козац-кого -самолюбия, уже приказывал приготовлять встречу желанному послу. Но наступал октябрь, приближались осенние дожди, — время неудобное для походов в чужой земле. Великорусы, которые беспрестанно ездили от путив--льских воевод в казацкий обоз и обратно, пугали козакав тем, что в Севске собирается большое войско. Гетман, побуждаемый всеобщим ропотом, должен был возвратиться, -не дождавшись посла и не показавши москалям силы своего оружия.

8-го октября гетман написал письмо к путивльскому воеводе князю Григорию Долгорукову из табора под Богачкою, за пятнадцать верст от Днепра.

«Всегда я служил его царскому величеству верно, и теперь ничего злого не замышляю, и хоть мы с войском своим двинулись, а вовсе не думаем наступать на городы его царского величества: я только хотел ^– усмирить домашнее своевольство, и теперь, усмирив его, мы возвращаемся домой, надеясь на милость его царского величества, уповая, что он, православный государь, не допустит проливаться ' христианской крови. Только то нас удивляет, что боярин Шереметев поступает по-неприятельски с Малою Рос-сиею, — посылает на козакав своих ратных людей, а те, обнадеживаемые царскою милостью, убивают и в неволю берут людей по нашим городам и деревням».

Долгорукий в письме своем упрекал его в том, что он задерживал Портомаина и Тюлюбаева и посадил их в

тюрьму. Выговский отвечал: «Все это несправедливый' извет на меня сложили, — я их не задерживал, а они сами по своей воле остались: боятся проезду от своевольников; в тюрьму никто их не сажал: они _ ходили и ходят себе на воле; а как я в Чигирин приеду, тотчас и отпущу их с честью к его царскому величеству».

Козацкое войско отступило.

XII

Вместо царского посла, ожидаемого Выговским с милостивым словом и с удовлетворением его требований, явилась грозная царская печатная грамота от 24-го сентября; она была направлена ко всем малороссиянам, но преимущественно к козакам Полтавского полка, как к прежним противникамВыговского. В ней были исчислены преступления Выговского против царя; не одобрялось то, что он нападал на Пушкаря с татарами, не дождавшись великороссийских войск, тогда как сам же он просил прислать войска; признавались явною изменою против царской власти его' поступки: задержание Портомоина и Тюлюбае-ва, нападение на Киев, последнее объявление Кикину о решимости идти с оружием на Ромодановского и выдумка, будто бы у московского правительства есть намерение побить всю старшину и уничтожить козаков. Царь оправдывал свое правительство в том, что Пушкарю не было подано помочи: оно должно же было доверять гетману, избранному народом. В заключение гетман объявлялся изменником и клятвопреступником, и малороссияне призывались к соединению с великорусскими . воеводами и ратными людьми — к совместному действию против Выговского для свержения его и для избрания нового гетмана.

Быстро ожила придушенная пушкаревская партия. Полтава провозгласила полковником Пушкарева сына, Кирика; в другие полки из Полтавы расходились увещания — отторгнуться от власти гетмана; явились на воле Донец и Довгаль и другие, которых прежде московское правительство держало под стражею, как мятежников, а теперь считало защитниками правой стороны. Товарищ и друг Пушкаря, Искра, задержанный в последнее время в Москве, как er.o посланец, был знаком московским боярам еще прежде, при Хмельницком; теперь его не только отпустили с честью, но подали ему надежду сделаться гетманом. Он прибыл в Полтавский полк; около него составилась партия и провозгласила его гетманом, Искра разослал универсалы и требовал себе покорности. Своевольства, которые терпел народ в последнее время, когда войско- пребывало в восточной Украине, озлобили народ еще пуще против гетмана. Клич нового предводителя находил себе отзыв в массе. Разогнанные голяки стали собираться: опять составили полк дейнеков, готовых служить воеводам в надежде грабежа и своевольства

Гетман приехал в Чигирин. За ним привезли Барабаша в оковах, Выговский не казнил его, — он как будто утешался 'его страданиями и унижением. Узнав о том, что делалось по следам его в Полтавском полку, он написал 17 октября путивльскому воеводе, выхвалял свою умеренность, какую он показал недавно, отступивши назад от границ московских; представлял, что, не дождавшись дьяка Василья Михайлова, подозревает, что этот дьяк оговорил его перед царем, и упрекал правительство, зачем оно допускает какому-то Искре называться гетманом. Задержанных посланцев он не стал более удерживать: 18 октября Порто-моии был освобожден из-под стражи и призван к гетману. Выговский вручил ему лист к царю Алексею Михайловичу. В этом листе гетман жаловался, что царь выдал против него печатную грамоту, где объявил его изменником, где будто бы обвинял его в намерении вводить латинскую веру (этого в грамоте и нет): он уверял в своей верности парю, просил не посылать войск. Гетман сказал Портомоину:

«Мне теперь подлинно стало известно, что те бунтовщики, которые посланы были в Москву от Пушкаря и Барабаша, пожалованы государевым жалованьем, — их поделали и гетманами, и полковниками, и дали им знамена, литавры, трубы и с честью отпустили их из Москвы на свободу. Бояре и воеводы готовятся на меня идти с ратными людьми, по наговору Пушкаревых и барабашевых послов, за то, что будто я с Войском и татарами ходил на украинные города великого государя; а я ходил вовсе не для разорения государевых городов, но для усмирения своевольников, и не сделал ничего дурного государевым людям. Как прежде я служил верно великому государю, так и теперь верно служу ему. Пусть же государь окажет нам всем государскую милость, — пусть не посылает бояр и воевод своих с ратными людьми войною на нас, — пусть пришлет к нам по договору своих ближних людей, чтобы мы с ними постановили статьи; если государь не дозволит этого учинить и пошлет на нас ратных людей, то мы будем стоять против них и станем с ними биться, и будут помогать нам польские, шведские, волошские ратные люди, и

крымские татары придут, а турский султан давно уже пишет ко мне о соединении и дает ратных людей на помощь. ^Повсюду, где только можно найти ратных людей, нарочно разошлю своих станичников, чтобы ко мне собирались поскорее . Теперь, однако, еще не стану воевать и пошлю к государю своих послов». '

«Я сидел в неволе, — сказал Портомоин, — и мне ничего неизвестно, а что ты, гетман, говоришь, все это я передам его царскому величеству».

«Вслед за тобою, — продолжал Выговский, — я отпущу и Тюлюбаева, и всех прочих московских людей, задержанных здесь, а сам пойду под Киев, — Киева добывать! .. на разговор под Киев пойду!» — прибавил он, засмеявшись.