Казаки
Шрифт:
Им отвечали: - Их милости паны гетманы принимают с приаиателиностью такие чувствования пана гетмана.
•Комиссары' со стороны полисной' были; ббрацлавский во.-евода князь Михаил Чарторызский, стольник сеидомирский
Шомовский, хорунжий коронный Ян Собеский и хорунжий львовский. Семнадцатого октября был составлен новый договор. Гетманы утверждали прежний, гадячский, исключая всех мест, которые относятся к Русскому Княжеству; признано было обоюдно, что Русское Княжество оказывается малонужным для казацких вольностей и не служит для прочного вечного мира, а потому оно уничтожалось, а казацкий гетман обязывался отослать королю пункты, относящиеся до этого предмета для уничтожения. Гетман козацкий со всем Войском отрекался от подданства царю московскому и обязывался обратить оружие вместе с поляками на поражение Шереметева, а вперед не принимать никаких покровительств, кроме королевского. С своей стороны польские гетманы объявляли прощение Цыцуре, если он оставит Шереметева, когда ему прикажет козацкий гетман, его непосредственный начальник; так же точно полки Нежинский и Черниговский, которые находятся на московской стороне, должны были отстать от нее по приказанию гетмана, а если они не послушают этого приказания, то козацкий гетман будет действовать против них как против неприятелей. Равным образом гетман обязывался укрощать оружием всякое волнение, которое бы произошло в Украине или Запорожье против козацкого договора с поляками. Положено было пленных польских отпустить, и казаки не должны будут беспокоить владения крымского хана, как союзнща Речи Посполитой. '
После составления и подписи договора послали в казацкий табор двух панов, князя Константина Вишневецкого и стольника сеидомирского Шамовского для приведения к присяге козаков. Хмельницкий 18 октября: прибыл в польский лагерь под Чудновым.
– Его придали отлично, со знаками уважения. Гетманы польские (и Любомирский) пригласили его к себе в шатер; там он и ночевал у них.
На другой день спокойно и без споров совершилась обоюдная присяга. Сначала присягнули оба гетмана коротко — соблюдать договоры, поставленные комиссией гадячской 6-го сентября 1658 г., и на комиссии чудновской, 1660 г. 17 октября.
Гетман Юрий Хмельницкий в присяге своей обещал со всем Войском Запорожским, от старых до меньших, быть в послушании у короля, отречься от всех посторонних протекций, особенно же от царя московского, не поднимать рук против Речи Посполитой, не иметь сношений с посторонними государствами, не принимать ни откуда, не отправлять никуда посольств без ведома короля, и быть гота.. вым идти на войну против всякого неприятеля Речи Посполитой. Вдобавок он обещал усмирять оружием всех, кто будет поднимать бунт в Войске Запорожском.
После совершения обоюдной присяги Хмельницкого пригласили на пир; веселились вдоволь, пели «Тебе Бога хвалим»; играла музыка,, палили из пушек, пили взаимно здоровье, и уверяли друг друга в непоколебимой дружбе и братстве. После обеда, окончившегося уже вечером, Хмельницкий послал приказание Цыцуре отступить от москалей и присоединиться к полякам.
— Я прошу ваших. милостей, — сказал Хмельницкий, . обратившись к польному гетману, — пусть будет безопасен нашим казакам переход к королевскому войску, чтоб татары не напали на верных его величеству королю козаков.
Предводители обещали расставить польские отряды, чтобы казаки из московского обоза могли перейти к полякам беспрепятственно от своевольной орды. Нуреддин за свою орду поручился, что козаки будут целы.
Цыцура, когда получил это известие, не показал его всему козацкому войску, может быть, потому, что тогда бы узнали московские люди и стали мешать свободному пере- . ходу казаков, может быть, и потому, что ожидал от простых казаков сопротивления. Он промедлил один день. 21 октября ему дан был знак: выставлен был бунчук Хмельницкого. Тогда Цыцура взял свою хоругвь и вьшел из обоза. За ним последовало до двух тысяч козаков. Тотчас же орда, увидев это, обратилась на них, но тут поляки, посланные для обороны казаков, стали представлять, что султан Нуреддин поручился за целость казаков. Татары, обыкновенно мало послушные в таких случаях, не хотели знать этого-и начали бить козаков; несколько поляков, хотевших обороняться, были задеты татарским оружием. Погибло до двухсот казаков. Иные были захвачены в плен . татарами. Тогда некоторые, видя, что их вместо того, чтобы принимать дружелюбно, бьют, повернули назад в московский обоз. Только Цыцура с небольшой горстью своих успел достигнуть польского обоза. ,
VIII
В это время московское войско приходило в самое отчаянное положение. Обоз был со всех сторон окружен врагами; они сделали около него вал, поставили на вал пушки и палили беспрестанно. Не было выхода для пастбища до"" шадей; вонь от людских и конских трупов заразила воздух до того, что на далеком пространстве нельзя было не затыкать носа. Не ставало запасов, не ставало пороха, и тот, какой был, отсырел. Дожди лили как из ведра день и ночь, в обозе грязь и-навоз повыше колен, Людям негде было ни лечь, ни укрыться от ненастья и от польских пуль и ядер. Положение московских людей было выше всякого человеческого терпения.
Двадцать шестого октября явился в польский обоз из московского думный человек, Иван Павлович Акинфиев. Он был, видно, человек, по тогдашнему, образованный и ритор. Допущенный к гетману, он говорил:
— Заключим, поляки, мир на взаимных условиях для блага обоих народов, и русского, и польского; мы происходим от одного племени, как ветви от одного ствола, говорим сходными языками, похожи друг на друга и по одежде, и по нраву; притом же мы соседи и христиане, искупленные кровью Христовою. Божие правосудие покарало нас: вот уже много лет мы вас воюем, а вы нас. Сие прискорбно ангелам Божьим и приятно врагам душ и телес наших. Если бы две руки, вместо того, чтобы ловить волка, стали бы терзать одна другую, то все тело досталось бы зверю. Так и мы, христиане, между собою ссоримся и отдаем тело Христова народа могамеданам. А когда бы мы соединенными силами ополчились на врага св. Креста, то освободили бы Святую Землю, орошенную кровью Христовою, и исполненную всех утех Азию, и весь свет бы себе покорили и истребили бы нечестивое семя агарянское.
Оратор понравился полякам. Он свел речь на козаков и сказал так:
— Теперь уже и самим нам явно, что козаки есть причина несчастий наших и толикого кровопролития. Да будет проклято самое имя их, ибо они призывали то нас против вас, то вас против нас, — и вам и нам изменяют и в то же время продают себя иным государям: и турецкому, и угорскому, и шведскому; и, я думаю, они самому аду продали бы себя, если бы на них явился покупщиком дьявол: ему же они уже и так себя записали.
Иван Павлович приглашал поляков разорвать союз с татарами и заключить с Москвою; доказывал невыгоды и непрочность дружбы с неверными, изъявлял готовность отступиться от Украины и выдать всех козаков, которые находятся в московском войске.
Ему отвечали: Пусть бояре вышлют на переговоры комиссаров, а мы вышлем своих.
С московской стороны выбраны были комиссарами князь Щербатов, князь Козловский и думный дворянин Иван Павлович Акинфиев. С польской — воевода бельский князь Димитрий Вишневецкий, воевода черниговский Бе-невский, подкоморий киевский Немирич и стольник сандо"" мирский Шомовский. От татар двое мурз.
Несколько дней, однако, прошло в переговорах. 29 октября съехались комиссары и разъехались. Такая же неу^ дачная сходка последовала 30 октября. Татары не хотели, как будто, вовсе мириться с Москвою.
Московским людям блеснула надежда. Пришло известие, что Борятинекий с войском, находящимся в Киеве, выступил на выручку Шереметева. Скоро, однако, надежда эта исчезла. Борятинекий дошел до Брусилова; жители не пустили его и встретили выстрелами, а поляки в пору узнали о Борятинском и послали против него отряд, которое му, однако, не пришлось биться с Борятинским. Последний воротился в Киев. Впрочем, у Борятинского было так мало войска, что он не мог выручить осажденных. Шереметеву не было исхода: приходилось согласиться на то, что предо., ставляет победитель. Когда сходились комиссары, польские обращались с московскими высокомерно. Из московских комиссаров князь Щербатов гов орил очень униженно: — «Мы просим вас оказать по-христиански милосердие, ради Христа». Козловский не принял участия в этой просьбе. Он молчал с суровым лицом, и не боялся раздражать победи-, телей своею благородною выдержкою.