Казаки
Шрифт:
«Несомненно вижу, до какого положения я приведен, однако есть у меня еще мужественная пехота — могу вам нанести поражение; но во всяком случае моя судьба решена, и потому не отказываюсь сдаться, но только тогда, когда предводители поручатся в моей целости и седьмикратно утвердят присягою те условия, какие предложу им я сам».
Он выслал послов за окопы, а сам собрал на совет волохов и козаков.
«Печален для нас настоящий день, мужественные рыцари, — сказал он, — нам остается или сдаться, или умереть в этих окопах. Каков будет ваш совет: сдаться ли нам или запереться в обозе и приготовиться к неизбежной смерти, или, наконец, вступить в славную битву и погибнуть, нанесши вред неприятелю. Смерть, во всяком случае, есть предел страданий; смерть освобождает тело от мучений, очи — от взирания на то, что возбуждает негодование; смерть переносит нас в вечность, где мы будем созерцать лицо Божие>>.
«Смерть для нас, Ивон, — отвечал Свирговский, — никогда не была и не будет страшною; но если ты решился ударить на неприятеля, мы с большей охотою падем со славою,' чем, взятые в неволю, окончим жизнь среди мук и поругаций, тем более, что нельзя доверять клятве, данной неверными христианам».
Так думали казаки, но.волохи предпочитали условия принять, если только они будут сносны; в противном случае изъявляли готовность положить головы в битве.
Ивон несколько времени колебался, наконец, решился сдаться; к этому его побудило особенно то; что воины его должны были изнывать от жажды в окопах, где не было ни капли воды.
«Лучше мне, — сказал он, — отдаться в руки врага и перенести жребий, какой меня ожидает, нежели по моей вине будут умирать тысячи народа. Буду медлить ответом послам, пока они согласятся присягнуть на условия, которые я подам им, а когда присягнут, тогда положим оружие».
Он позвал турецких послов и сказал: <<Я сдаюсь, если каждый из ваших вождей и начальников семь раз присягнет на следующие условия: во-первых, даровать свободный возврат казакам через Днестр; во-вторых, меня самого, целого и невредимого, доставить Селиму султану, моему государю. О волохах я не говорю: они подданные султана и должны быть ему верны. Если вы нарушите их свободу или будете их убивать, вред от этого будет султану или тому, кого он назначит правителем Молдавии».
Тогда отправились в турецкий обоз послы Ивона, и в присутствии их турецкие предводители седьмикратно присягнули хранить предложенные условия. После того турецкие вожди приблизились к молдаванскому обозу и пригласили Ивона в свой обоз как приятеля.
Ивон вышел к ним; его правожали казацкие вожди и волохи.
«Если всемогущему Богу угодно предать меня в руки ваши, — сказал Ивон турецким старшинам, — то я прошу вас во имя веры вашей и воинской чести, которою вы поклялись, даровать козакам с их лошадьми и движимостью свободный возврат; они достойны уважения и почтения всех народов. Если же вы против их ожесточены, то отмстите им на мне: я готов все перенесть за них».
Он оборотился и сказал:
«Тяжелая судьба разлучает меня с вами, а потому каждому из вас даю эту десницу и уверяю, что пока останется дух в этом смертном теле, до тех пор ваше -имя буду сохранять в благодарной памяти».
Ивон .прощался с волохами, раздавал им золото и драгоценности, потом опять обратился к козакам, раздал им все свое оружие, сказал:
«Если бы горсть ваша была вдвое более или, по крайней мере, была цела, не сомневаюсь, что при Божией помощи я бы избавился от этих неверных псов и выгнал бы их с земли, которую мне Бог назначил. Теперь, если Бог меня избавит от жестоких и свирепых врагов и если паши, как поклялись, приведут меня к Селиму, я могу поклясться, что опять возвращусь в Молдавию. Прошу вас сохранить меня до того времени в памяти. Тогда я дам важнейшие места в моем владении людям вашего племени, и все, что после меня останется, будет ваше; верность, мужество и непоколебимость ваша мне известны. Возьмите теперь эти драгоценности в награду удивительной вашей преданности, которую вы мне оказали. Вечно сохраню благодарность в сердце; клянусь творцом-Богом, которому вас поручаю».
Раздавши оружие казакам, он отправился в- турецкий лагерь. Это происходило 14 июня 1574 года.
Его привели к главному предводителю Капуд-паше. Во время разговора с ним Ивон резкими выражениями вывел его из себя; паша ударил господаря мечом. Тогда янычары бросились на него и отрубили ему голову. Тело Ивона привязано было к двум верблюдам и разорвано пополам, а голову вложили на копье. Его кровью — говорят Горец-кий и Фредро — турки намазывали острия своих мечей, думая через то получить силу и мужество Ивона. Горец-кий прибавляет, что эту кровь они давали лизать своим лошадям, думая, что через то лошади приобретут бодрость и живость, а кости Ивона употреблены были на оправу оружия. .
По смерти Ивона турки бросились на молдаван, вышедших из обоза, и истребляли их без разбора. Видя предательство, козаки, не надеясь на возможность возврата, хотели было броситься снова в окопы, но они были заняты врагами. 'Тогда, устроившись в ряд, они решились отразить нападение к удивлению турков. Несмотря на данную при-
сягу турки бросились на них с оружием. Почти все казаки, сражаясь геройски против несравненно большего числа врагов, погибли; только немногие попались в плен. Горец-кий называет последних по именам; это были: Свирговский, Козловский, Сидорский, Янчик, Копытский, Залеский, Решковский, Соколовский, Либишовский, Ци-шовский, Суцинский, Богшицкий. Турки пытались обратить их в мусульманство, именем Селима обещая им богатств а.
«Лучше мы будем влачить бедственную жизнь, — отвечалИ они, — чем пользоваться богатством на па^бу души».
Это благородство тронуло врагов. «В целом Польском королевстве, — сказали они, — нет подобных вам воинственных мужей».
«Напротив, — отвечали козаки, — мы самые последние; между своими нет нам места, и потому мы пришли сюда, чтобы. или пасть со славою, или воротиться с военною добычею».
Горецкий говорит, что они были выкуплены от родст-в енников за огромные деньги. Но конец Свирговского изображается не так русскими источниками. Все южнорусские летописи согласно утверждают, что Свирговский не возвратился в отечество. Миллер говорит, что турки запросили за него такую огромную сумму, что в Украине не нашлось людей, которые бы согласились истощать за него свое достояние. Украинские летописи глухо повествуют, что после нескольких (именно четырнадцати, по Самовид- -цу) счастливых сражений он через измену потерпел поражение и погиб со всем войском. Конисский, Повесть о тол, что случилось на Украине, и одна ненапечатанная летопись прямо говорят, что Свирговский погиб под Ки-лией.
–
Народная песня описывает плачевный конец гетмана и тоску о нем в Украине таким образом:
– Як того пана Ивана, .
Що Свирговського гетьмана Та як бус урмани пи ймал иТо голову ему рубали,
Ой, голову ему рубали Та на бунчук вишали Та ус урьми вигравали,
3 его глумовали.
А з низу хмара стягала,
Що воронив ключа набигала,
По Украинн туманн слала,
А Украина сумовала,
Свого гетьмана оплакала.
Тоди буйнии витри завивали:
На турецкий линии.
ПЕРВЫЕ ВОЙНЫ МАЛОРОССИЙСКИХ КОЗАКОВ С ПОЛЯКАМИ!
Жалкое зрелище представляла Польша в конце XVI века. Со смертью Батория как будто судьба произнесла над нею приговор свой. Власть короля ослабевала, своевольные магнаты забыли всякие границы буйству; на сеймах не было ладу, в судах правосудия, в управлении порядка, в законах святости. Все были недовольны, от короля до гайдука; но нигде не было так худо, как на Украине. Старинные княжеские и боярские фамилии негодовали на потерю своей литовско-русской самостоятельности, жалели о соединении великого княжества с королевством, страшились за Веру; простой народ до крайности был измучен помещиками, а пуще жидами оран.даря.ми, которых притеснения тем были несноснее, что и суда негде было искать; к тому еще буйное жолн.ерство пировало себе на счет ободранных мужиков и, зимуя по деревням, безнаказанно буйствовало. Духовенство роптало на стеснение Церкви, наобиды от панов.и урядников, на оскорбления от ксендзов. Досталось и козакам на их долю: запретили выходить в поход без воли Коронного Гетмана, начали употреблять их на работы. Всем было худо, но не все равно думали, как помочь горю. Например, дворянство: те, которые не забыли говорить по-своему, и чувствовали, что они Русские, хотели как-нибудь уладить с поляками мирно: на сеймах, депутациями и убеждениями. Но Польша умела их