Казаки
Шрифт:
1Впервые опубликовано в ж. «Молодик» на 1844 г., Харьков, изд. 1843, вып. 3.
проводить: дадут привилегию на какие-нибудь права и вольности, да вслед за тем и пошлют нарушать их; сам же Король отговаривается, что все делается против его воли, что он дал привилегию — и прав. Духовенство еще хуже думало помочь своему горю. Бессильные мужики тайком шептали: ах, если бы кто-нибудь вступился за них и вызволил из-под этого ярма! А козаки так говорили во всеуслышание: пришла пора посчитаться с ляхами; коли наши права руйнуют, коли православную веру вражают, так дадим же мы им! — Умные козаки наперед знали, что лаской и покорностью с поляками им ничего не выиграть и потому решились посчитаться мечами и копьями.
Первое неприятельское действие против поляков, предпринятое с целью освобождения от польского ига, оказали казаки в 1594 году под начальством гетмана Криштопа Ко-синского. Этот Косинский был шляхтич из Полесья, поляк родом и верою. Не ужившись на родине, он покинул ее, и вскоре явился в Украине. В тот век так было: если человеку худо на свете, нет ни в чем удачи, — иди он в монастырь, или в Сечь: в монастыре он скроется от людей, в Сече будет бить Их. Так и Косинский: пришел в Сечь, принял православную веру, а может быть, сказал, что он принял ее, и стал казаком. Козаку недолго подняться вверх, особенно умному и храброму; Косинский ходил в Крым, на Дунай, воевал с татарами и турками, приобрел между товарищами славу и в скором времени стал гетманом; назло своим соотечественникам полякам. Косинский был первый гетман, избранный вольными голосами, без позволения поляков, и первый стал доказывать значение своего сана. Запрещено воевать с татарами — Косинский не только бил нехристей, но еще сносился с Московским царем Феодаром Иоанновичем и вызывался помогать ему в войнах с крым-цами. Но что важнее всего, Косинский задумал освободить Украину от Польши, хотел быть на самом деле независимым гетманом. Много молодцев разделяло с ним эту мысль, а славнее осех его- сподвижников был Иван Лобода, полковник Переяславский. Козак душою и телом, исполинского росту, мужественного вида, страшный гуляка на пирах, отважный и бешеный рубака в сечах — Лобода уже не раз задавал беды татарам, усевал широкие степи буджацскими трупами; знали его и в Молдавии, и Валахии, и по тот бок моря, — имя Лободы гремело в народных песнях и рассказах. Но все прежние подвиги ему теперь нипочем. Поляки утесняют права казацкие, а Лобода волен как птица, родился на степях, не знал никогда господина и знать его не хочет; поляки утесняют православие — а Лобода душу готов положить за малейшее оскорбление его святости. Услышавши о предприятии Косинского, он в скором времени явился на той стороне Днепра с огромною дружиною, набранною около Переяславля, Киева, Лубень и других мест; большую часть ее составляли те несчастные рабы, которых польская тирания заставляла покидать жен и детей и искать в лесах и степях свободы и мщения. Войско казацкое стало под Тарнополем. С каждым днем приходили к нему новые отряды, и уже число подчиненных Косинского простиралось за '7000; но Косинский еще ничего не предпринимал; он сражался не из добычи, а для освобождения Украины, и знал, что в таком великом предприятии надлежит действовать, собравшись с силами.
Косинский знал, что князь Острожский, знаменитый вельможа, сенатор, воевода киевский, пышный и тщеславный до того, что платил 70 000 р. воеводе, чтоб тот постоял перед ним раз в год, благотворительный дотого, что содержал 2000 бедных дворян, — был русский по душе и по крови, потомок Св. Владимира, и до того привержен к православию, что каждый год в первую и страстную неделю В.Поста ходил в рубище, изнурял себя голодом и подвигами в стенах Дубенского монастыря. К нему-то послал Косинский послов просить помощи, надеясь, что князь взвесит правоту его дела и примет участие в освобождении Руси. Острожский, вероятно, довольный лестью гетманских послов, обошелся с ними ласково, но не согласился на предложение Косинского. Казацкий предводитель хотел силою заставить князя участвовать в освобождении отечества, вторгся во владения Острожского, начал набирать его подданных в свои ряды, непослушных наказывал и угрожал князю. Острожский устрашился, собрал подчиненную себе шляхту; соседние паны прислали ему помощь в людях; а сын его Януш, заклятый папист, привел из Волыни отличных копейщиков или гусар. Войско польское, неизвестно как велико, двинулось против казаков. Косинский между тем разослал прокламацию по всей Украине, призывая народ к восстанию; а сам выступил из Тарнополя, подошел к Пяткову и окопался. Сила Острожского казалась ему ничтожною. Чтобы не терять времени, он отрядил Лободу с значительным количеством казаков в соседние места набирать ополчения, заготавливаясь на далее, а сам думал с остатком прогнать Острожского.
Оплошность и самонадеянность Косинского допустила Острожан приблизиться к окопам: началась перестрелка.
Может быть, несогласия в козацком войске, может быть, неожиданная тактика противников, а может быть, что-нибудь другое, не переданное нам летоцдсями, переменило судьбу сражения в пользу Острожских, которым вначале грозило разбитие. Как бы то ни было, но Януш со своими гусарами так ловко ударил на казаков, что те никак не могли удержать напора их длинных копий'; бились-бились, хотели вырваться из окопов — им не дали; 3000 легло на месте... вдруг появилось войско Лободы — Острожане отступили 11 . Косинский хотел поправить свою ошибку, и в самом деле уже по всей Украине поднимал мятеж, пользуясь благоприятным временем; потому что польское войско было занято; надеялся действовать осторожнее и благоразумнее; надеялся многого — вдруг лазутчики внезапно схватили его... ,
Каков был конец Косинскому, об этом летописи говорят разно. Но вообще все согласны на том, что он погиб насильственною смертью.
Косинского не стало, но во всех концах южной Руси начались мятежи. Появились гайдамаки — смесь пришлецов со всех сторон света с украинцами; по городам и деревням убивали жидов и поляков; в Киеве разорили католический монастырь; в Переяславле Лобода отправил кровавую тризну над падшими под Пятковым. Крестьяне бунтовали против польских помещиков и заставляли многих оставлять свои имения и бежать к трону Сигизмунда испрашивать защиты.
Но Сигизмунд был тогда в Штокгольме. Враги Польши, пользуясь временем, принялись вредить ей. Из внутренних врагов опаснее был Лобода: он неутомимо раздувал в Украине пламя восстания, и уже слава его дошла до немецкого императора. Рудольф вздумал употребить этого человека в свою пользу и послал к нему хоругвь, дары и деньги, прося рыцарей-козакав разорить юрьевскую ярмарку. Император имел здесь две цели: во-первых, повредить Польше, потому что турки не оставят разбоя этого без наказания; во-вторых, отклонить от себя силу неверных, по крайней мере разделить ее. Лобода обрадовался такому предложению: если он сделает набег на турецкие владения, турки нахлынут на Польшу. К Лободе пристал еще какой-то Хлопицкий, живший некогда при дворе Стеф. Батория.
С 3000 козаков отправились они в поход, дошли до Белграда; от него недалеко лежало и местечко Юрьево. В самое то время была ярмарка, знаменитая и великолепная в том веке. Козаки неожиданно напали на Юрьево, обратили его в пепел, грабили, опустошили ярмарку и возвратились с богатою добычею. Вскоре Хлопицкий: был пойман, но убежал снова, и скрылся в Германию.
Рудольф несколько ошибся в расчетах; Лобода остался с лучшим выигрышем. Турки, понимая дело так, что австрийский двор научает Польшу вредить им, послали в Вен грию войско, которое, встретив сначала сопротивление в Мансфельде, после того разбило наголову австрийское войско под начальством эрц-герцога Матфия. Немного утешения римскому цезарю.
Гораздо более утешения казацкому полковнику. Орда татарская явилась в Молдавии, а оттуда поворотила на По-кутье: Енятин. Закусь, Глумач обращены в пепел; немногочисленные отряды под начальством Потоцкого и Владека не могли остановить их; татары разорили Тышменицу и Колюжу и рассеялись по Червоной Руси; все жгли, истребляли, умерщвляли людей, вопреки обыкновенному своему обычаю забирать в плен, и только щадили женщин и девушек. Чермная Русь покрылась кровью и пеплом. И теперь еще нельзя без сострадания читать народны;х песен того времени, где описывается, как пленные девушки бежали босиком по песку и каменьям, с веревками на шеях, жалуясь, что их русые косы уже не расчесывает мать, а растрепывает татарин бичом.
Сигизмунда еще не было. Канцлер Замойский, управляющий в отсутствие его королевством, один из величайших мужей своей нации, послал прокламацию к сенаторам и панам, представляя, что Речи Пасполитой угрожает опасность, и умолял их собрать свои войска и спешить на защиту отечества. Иные читали прокламацию и хвалили, другие притворялись, будто за отдаленностью места не получили ее; великополяне и поморяне, зная, что до них татарам далеко, говорили, что если им нет опасности, то зачем они и пойдут.
Замойский издал новую прокламацию, под назв: de publica negligentia, в которой черными красками изобразил польскую шляхту. Но и это не помогло. А между тем татары подвигались далее и далее: уже Покутье и часть Черм-ной Руси опустошили до крайней степени, уже проникли в Волынь, разливая пламя и засевая трупами равнины украинские, а поляки все были хладнокровны к беде соотечес-r-
венников. Только те паны, у которых на юге были имения, собрали отряды, и то уже тогда, когда им грозила видимая опасность. Таким образом, Януш, Князь Збаражский и Юрий Мнишек, воевода Сандомирский соединились с За-майским под Самбором и перерезали дорогу варварам. Татары отступили. Замойский искусно прогнал их в -Венгерскую землю и наконец очистил Русь от злодеев.