Казанова. Правдивая история несчастного любовника
Шрифт:
В конечном итоге, она найдет нового фаворита — графа Этьенна-Франсуа де Стенвилля. Кардинал де Берни, будучи человеком весьма дальновидным, поймет, что у него нет никакой возможности бороться против влиятельной маркизы де Помпадур, и подаст прошение об увольнении по собственному желанию. Прошение об отставке будет принято, а граф де Стенвилль, став герцогом де Шуазелем, 3 декабря 1758 года займет его место.
Но все это, понятное дело, будет позднее. Пока же было лето 1757 года, и Франсуа де Берни стал одним из самых влиятельных людей Франции. Узнав об этом, Казанова незамедлительно отправился в Бурбонский дворец. Он заранее знал, что привратник не пропустит его, сказав, что господин министр очень занят, а посему прихватил с собой короткое письмо, которое оставил внизу. В нем он извещал о своем приезде и называл свой адрес. Впрочем, большего он сделать и не мог.
Теперь Казанове оставалось лишь надеяться на то, что взлетевший так высоко де Берни не забыл о его существовании. Как ни странно, ответ доставили очень скоро. Господин де Берни писал, что будет свободен в два часа пополудни и готов его принять.
В назначенное время Казанова был на месте. Франсуа де Берни принял его весьма любезно, дал денег и показал письмо из Венеции от М.М. с подробностями об аресте, заключении и побеге Казановы. При этом он сказал, что рад видеть «героя» и сразу догадался, что тот направится в Париж и именно ему нанесет первый визит.
Через несколько дней де Берни вновь вызвал Казанову к себе. Оказалось, что он уже пересказал историю его побега маркизе де Помпадур, она же заявила, что помнит его и теперь хочет с ним побеседовать. Заодно де Берни планировал познакомить Казанову с графом де Стенвиллем (будущим герцогом де Шуазелем), любимцем мадам де Помпадур, и с Жаном-Батистом де Булонем, генеральным контролером финансов, с помощью которых, при условии проявления некоторой сообразительности, тот сумеет кое-чего добиться.
— Граф де Стенвилль — очень влиятельный человек, — многозначительно сказал де Берни, — и вы увидите, что здесь кого слушают, того и жалуют. Постарайтесь изобрести что-нибудь полезное для государственной казны, только не слишком сложное и реально исполнимое.
Как выяснилось, де Берни, чтобы обеспечить Казанове благосклонный прием, представил его опытным финансистом. В противном случае он якобы не был бы принят в высшем свете. Казанова выразил свою признательность, но при этом был весьма озадачен, ведь о государственных финансах он не имел ни малейшего представления. Сколько он ни ломал себе голову, придумать ничего не удалось.
Настало время аудиенции, а Казанову так и не осенило. Впрочем, разговор сначала пошел о его «знаменитом побеге».
— Расскажите, как вам удалось бежать, — предложил граф де Стенвилль.
— На это понадобится два часа, — сказал Казанова и учтиво поклонился. — А Ваше Превосходительство, как мне кажется, не располагает таким временем.
— Тогда расскажите коротко.
— Но два часа понадобится, если все сократить.
— Подробности расскажете в другой раз.
— Без подробностей любая история теряет всякий интерес.
— Отнюдь нет. Укоротить можно что угодно и как угодно.
— Отлично. Тогда слушайте: инквизиторы посадили меня в Пьомби, через год с небольшим я продырявил крышу, выбрался на площадь, сел в гондолу, прибыл в Париж и теперь имею честь засвидетельствовать вам свое почтение.
— Но… что такое Пьомби?
— На объяснения нужно четверть часа.
— Как вы сумели продырявить крышу?
— На это — полчаса.
— Ваша правда — весь смысл в подробностях, — заявил граф де Стенвилль. — Однако мне пора ехать в Версаль. Буду рад при случае еще раз увидеть вас. Подумайте, чем я могу быть вам полезен.
Потом наступила очередь господина де Булоня. Тот заметил, что наслышан о финансовых познаниях Казановы и ждет от него устных или письменных предложений по пополнению государственной казны. После этого он познакомил Казанову с Жозефом Пари-Дюверне.
Братья Пари, а их было четверо, в те времена считались весьма влиятельными людьми. Старший брат, Антуан Пари, служил государственным советником по финансовым вопросам и главным сборщиком податей в Гренобле; другой брат, Клод Пари, — военным казначеем и секретарем короля; третий брат, Жан Пари, более известный как Пари де Монмартель, — советником короля и хранителем королевской казны. Он, кстати сказать, был крестным отцом девочки, которая потом стала маркизой де Помпадур. А ее крестной матерью согласилась стать дочь четвертого из братьев, Жозефа Пари-Дюверне, тоже государственного советника, а также хранителя казны королевы и генерального управляющего по продовольственному снабжению.
Контролируя государственные финансы и продовольственные поставки для армии, братья Пари пользовались практически неограниченной властью. Перед ними трепетали полководцы и политики, и даже сам король иногда занимал у них крупные суммы денег. Они слыли знатоками искусства, были известными во Франции меценатами и коллекционерами. Братья практически ни перед кем не отчитывались, а к официальным министерским постам не стремились. Их и так все вполне устраивало, ведь ни одна сколько-нибудь значительная финансовая операция без них все равно не обходилась.
А еще Жозеф Пари-Дюверне был первым интендантом знаменитой Ecole Militaire (Военной школы), основанной по инициативе маркизы де Помпадур в 1751 году, в которой воспитывались для армии пятьсот юных аристократов. К сожалению, столь полезное для государства предприятие давало больше расходов, чем прибыли, и сейчас господину Пари-Дюверне срочно были нужны двадцать миллионов.
— И их следует изыскать, не прикасаясь к и без того скудной королевской казне, — с важным видом подчеркнул господин де Булонь.
— Один Господь Бог может творить из ничего, — попытался возразить Казанова.
— И все же?
Казанова понял, что ему не отвертеться, и от отчаяния вдруг заявил, что в голове у него есть одна идейка, которая может принести казне как минимум сто миллионов.
Когда Казанова ляпнул про сто миллионов, он даже сам испугался своей наглости, но, как говорится, слово не воробей и отступать уже было невозможно.
— А во что эта ваша идейка станет королю? — заинтересованно спросил господин Пари-Дюверне.