Казанова. Правдивая история несчастного любовника
Шрифт:
— Вы, наверное, служили также в моряках? — спросил тем временем король. — И сколько же у вашей республики военных кораблей?
— Двадцать.
— А действующей армии?
— Около семидесяти тысяч человек.
— Это ложь. Вы это говорите, чтобы меня рассмешить. Кстати, не финансист ли вы?
Внезапность вопросов короля, его возражения, появлявшиеся раньше ответов, все эти причуды его языка лишь увеличивали замешательство Казановы. Он чувствовал, что выглядит смешным. Он прекрасно знал, что актер, которого чаще всего освистывают, — это тот, кто конфузится, поэтому, приняв серьезный вид опытного финансиста, он ответил Его Величеству, что готов отвечать на его вопросы по теории налогов.
— Ну, что же, — засмеялся король, — тогда начинайте.
— Ваше Величество, — сказал Казанова, — я различаю три сорта налогов: первый — решительно вредный, второй — к несчастью, необходимый, и третий — превосходный.
— Начало хорошее. Продолжайте.
— Вредный налог — это тот, который собирается непосредственно королем. Необходимый налог — это тот, который платится армии, а вот превосходный налог — это тот, который взимается в пользу народа.
— Это что-то новое.
— Угодно ли будет Вашему Величеству, чтобы я объяснился?
— Извольте.
— Налог, предназначенный королю, наполняет его личную шкатулку.
— И этот налог вреден?
— Без всякого сомнения, потому что он приостанавливает денежное движение, то есть душу торговли, настоящую пружину государства.
— Однако вы считаете необходимым налог в пользу армии?
— К несчастью, ибо война — это несчастье.
— Может быть. Ну, а налог в пользу народа?
— А вот он полезен. Король одной рукой получает со своих подданных то, что возвращает им другой.
— Вы, может быть, знакомы с господином Кальцабиджи?
— Да, Ваше Величество.
— И что вы скажете о его налоге, ведь лотерея — это тот же налог?
— Налог почтенный, когда он направлен на полезные дела.
— И даже тогда, когда в результате — потеря?
— Один шанс из десяти не есть даже шанс.
— Вы ошибаетесь, — возразил Фридрих Великий.
— Значит, ошибаюсь не я, а арифметика.
— Вам, конечно, известно, что дня три тому назад я потерял двадцать тысяч талеров?
— Вы потеряли раз в два года. Я не знаю точной цифры выигрышей, но цифра потери говорит мне, что выигрыши должны были быть очень значительны в предшествующие тиражи.
— Серьезные люди считают это дело вредным.
— Мы не заботимся о добродетели, когда говорим о политике. У короля всегда есть девять шансов выиграть против одного шанса проиграть.
— Но вообще-то все эти ваши итальянские лотереи считаются надувательством.
Король, это было видно, начинал раздражаться. Возможно, происходило это потому, что он чувствовал, что Казанова прав. И венецианец решил больше не возражать.
Сделав еще несколько шагов, Фридрих остановился и вдруг заявил:
— Вы красивый мужчина, господин Казанова. Я взял бы вас гренадером в свой элитный полк.
Пока Казанова соображал, что это должно значить, король резко повернулся к нему спиной и слегка приподнял край шляпы. Это означало, что аудиенция окончена. Казанове ничего не оставалось, как удалиться, и он был убежден, что не понравился Фридриху Великому. Тем не менее, через пару дней Джордж Кейт вызвал его и сказал:
— Король мне говорил о вас. Он намеревается дать вам здесь место.
— Буду ждать повелений Его Величества, — поклонился Казанова.
И Кальцабиджи вдруг получил от Фридриха Великого позволение восстановить лотерею. Он снова открыл свои бюро и к концу месяца получил прибыль в сто тысяч талеров. Потом он выпустил тысячу акций, каждая ценою в тысячу талеров. Вначале никто не хотел их брать, но потом, видя поддержку короля, дельцы набежали толпой. Так шло несколько лет, а потом все вдруг рухнуло по вине зарвавшегося управляющего (потом Казанова узнал, что Кальцабиджи бежал в Италию и там умер).
Сам же Казанова получил от Фридриха Великого предложение стать наставником в новом кадетском корпусе для благородных померанцев. Но до этого венецианец, осматривая Потсдам, успел увидеть смотр королевской гвардии. Солдаты были великолепны. А еще ему показали простую железную кровать, на которой любил спать король. Недалеко от кровати находился стол, заваленный книгами и бумагами.
Кадетов, за которых должен был отвечать Казанова, было пятнадцать человек, и жалование ему было предложено в пятьсот талеров плюс питание и служебная квартира. Но само заведение оказалось позади конюшен, и оно состояло из нескольких помещений без всякой мебели, но с такими же кроватями, как и у самого короля.
Скромность обстановки поразила Казанову, но еще больше его поразила сцена, свидетелем которой он стал. В кадетский корпус вдруг приехал король и принялся осматривать его. Вдруг его глаза гневно заблестели, он поднял палку и ударил ею по одной из кадетских коек, под которой был замечен ночной горшок.
— Где наставник? — закричал король.
Несчастный вытянулся перед ним, и король осыпал его отборной бранью за беспорядок в казарме. Понятно, что после этого испуганный Казанова отказался от предложенного ему места. Когда он увидел Джорджа Кейта, тот посоветовал:
— По крайней мере, не уезжайте, не увидав короля и не поговорив с ним.
Казанова последовал совету и нашел Фридриха Великого во дворе дворца, посреди множества офицеров, шляпы которых были украшены перьями и золотыми галунами. На Фридрихе был, как и в первый раз, когда Казанова увидел его, простой мундир без эполет и высокие ботфорты.
Что касается одежды, король был слишком велик, чтобы обращать на нее хоть какое-то внимание. Кстати, и его армия до самой его смерти ходила в таком же платье, в каком была при его восшествии на престол. Сам же Фридрих фанатично любил порядок и пренебрегал даже самыми нужными переменами, причем исключительно потому, что это были перемены. Следуя такому образу мыслей, его слуги и в 1785 году имели того же покроя платье, как и сорок лет назад. Постоянство короля в подобных мелочах соответствовало твердости его характера и мыслей. Это-то и стало истинной причиной того, что Казанова испугался его предложения и предпочел не становиться винтиком в этой мощной, но не самой презентабельной машине.