Казанова
Шрифт:
Но так как службы Казанове никто не предложил, то он отбыл в Петербург, куда после двухмесячного пребывания в Риге приехал в самый разгар зимы. В России Казанова провел девять месяцев.
В Петербурге, на улице Миллионной Авантюрист снял две теплые комнаты с огромными печами. Искусство, с коим в России клали печи, настолько поразило его, что он сравнил его с искусством своих соотечественников обустраивать водоемы и источники. В устах венецианца это была высшая похвала. Посещая разные края, Казанова имел обыкновение наблюдать местные обычаи и нравы; его описания российской жизни принадлежат к наиболее занимательным. Возможно, потому, что в этой далекой стране, которую он впервые увидел скованной льдами, покрытой снегами и освещенной ослепительно ярким морозным солнцем, его больше интересовала сама страна, ее устройство и жизнь ее обитателей, нежели любовные приключения. Возможно, это объяснялось тем, что он всерьез собирался там остаться. Любознательный путешественник посещал массовые увеселения и играл в карты, наблюдал за крещением детей в проруби на покрытой льдом Неве (подлинность данного эпизода оспаривается) и совершал прогулки белыми ночами, ходил на охоту и в оперу, заходил в крестьянские избы и побывал в русской
Имея множество рекомендаций, он всюду находил отменный прием. Благодаря собственной любознательности, он сумел завязать различные знакомства. Все образованные люди говорили по-французски, петербургские жители могли объясниться на немецком, так что языкового барьера Казанова не ощущал совершенно. Когда же нужно было поговорить с мозики шевошик(мужиком и извозчиком), всегда находился кто-нибудь, кто мог перевести его слова. В Петербурге он встретил множество соотечественников, старинных приятелей и приятельниц, в том числе и чаровницу Баре, бросившую мужа и бежавшую сюда со своим любовником. Однако в России галантные похождения явно не занимали основного места в жизни Казановы. Судя по его запискам, основное внимание его было поглощено новыми впечатлениями, новыми лицами и новыми местами. Неожиданным выглядит намек Казановы на его галантное похождение с молодым Луниным, родственником декабриста Михаила Лунина. Соблазнитель не был поклонником гомосексуальных отношений, хотя зрелище сапфической любви доставляло ему немалое удовольствие. Главным амурным приключением Казановы стала покупка крестьянской девушки, названной им Заирой. Однажды в Екатерингофе Соблазнитель, бывший там вместе с гвардейским офицером Степаном Степановичем Зиновьевым, увидел удивительной красоты крестьянку. При попытке приблизиться к ней девушка умчалась к себе в избу или, говоря словами венецианца, в хижину,где при виде появившихся на пороге вельмож забилась в угол, словно затравленный заяц. О чем-то переговорив с ее отцом, Зиновьев вместе с Казановой вышли на улицу, и Зиновьев сообщил, что девушку готовы отдать за сто рублей.
— Что значит «отдать»? — поинтересовался Соблазнитель.
— Это значит, что она будет обязана служить вам и вы будете вольны спать с ней, — отвечал офицер.
— А ежели она не захочет?
— Тогда посеките ее, вы же ее хозяин.
— А коли она мне приглянется, и я захочу ее у себя оставить?
— Я же сказал: она переходит в полную вашу собственность. Если она сбежит, вы вправе приказать арестовать ее и доставить к вам в дом. До тех пор, пока вам не вернут сто рублей, она — ваша.
— И какое жалованье я должен ей положить?
— Никакое. Кормите ее, поите, отпускайте по субботам в баню, а по воскресеньям — в церковь — вот и все послабления.
— А если я захочу взять ее с собой?
— Тогда вам придется получить специальное разрешение и оставить залог, ибо, хотя вы ее и купили, она все равно остается государевой крепостной.
Удивляясь сказанному Зиновьевым и решив, что обращаться с красавицей как с рабой ему не пристало, Казанова попросил приятеля помочь ему с покупкой девушки — раз уж иначе ее нельзя заполучить. На следующий день они приехали к крестьянину в дом, Соблазнитель удостоверился в девственности приобретаемой красавицы, приятель его Зиновьев отсчитал отцу сто рублей, покупатель и два свидетеля, слуга и кучер, расписались в купчей. Казанова посадил девушку в карету, и они поехали. Поблагодарив Зиновьева и распрощавшись с ним, Соблазнитель привез Заиру к себе и потом четыре дня не выходил из дому, вкушая венерины радости с неискушенной крестьянкой. Единственное неудобство, а именно незнание русского языка, поначалу мучило Казанову, но Заира оказалась способной ученицей и за три месяца настолько освоила итальянский, что вполне могла на нем объяснить, чего ей надобно. Заира явилась к Казанове в одном холщовом платье, он же одел ее с головы до ног по французской моде. Постепенно девушка полюбила Казанову, а потом даже стала ревновать и, обладая бурным темпераментом, едва не погубила его из ревности.
Когда в его доме стала жить Заира, Казанове пришлось рассчитать своего слугу Ламбера, ставшего в России совершеннейшим пьяницей. Он исчезал с утра и приходил вечером, не будучи способным ни к какой работе. Казанова пробовал не давать ему денег, однако тот где-то ухитрялся находить их, тем более что, как неоднократно отмечал Казанова, в России в те времена все было дешевле, нежели в иных странах. Дав Ламберу денег на дорогу до Берлина, он отослал его. Как раз в эти дни Соблазнитель вознамерился ехать в Москву и, опасаясь, как бы в отсутствие его не увели у него Заиру, ставшую еще большей красавицей, чем прежде, он решил не нанимать нового слугу, а взять любовницу с собой. Девушка, делавшая большие успехи в итальянском, понемногу прислуживала Соблазнителю, была с ним мила и оставляла его совершенно довольным. Правда, был у нее один недостаток: она верила картам и гаданиям, а те почему-то все время говорили ей о том, что любовник изменяет ей, от этого она становилась ревнива и однажды чуть не покалечила Соблазнителя. Случилось это, когда он прокутил всю ночь в трактире, не предупредив свою милую, которая в тревожном ожидании металась по комнате, раскидывая то так, то этак карты, дабы узнать, что поделывает сейчас ее полюбовник. Когда утром Казанова
В Москве Заира сопровождала Казанову повсюду, и никто не интересовался, кем она ему приходилась: дочерью, любовницей или служанкой, что чрезвычайно ему нравилось. Девушка была в восторге, когда ее на равных сажали за стол с гостями. За время этого путешествия она очень привязалась к Любовнику, и он горестно думал, как тяжело будет ему расставаться с ней. Заира же об этом не думала и была весела и счастлива. Единственное, что омрачало ее настроение, — это его отлучки из дома. Иногда она даже пыталась ему препятствовать, вцепляясь в рукав или повиснув на шее. Тогда Казанова по русскому обычаю колотил ее, но она нисколько не обижалась. «Бьет, значит, любит», — смеясь, говорила она, переводя для Казановы эту русскую поговорку на итальянский. Полагаясь более на силу слова, Казанова считал обычай бить слуг «для вразумления» странным и старался не следовать ему. Однако вскоре он вынужден был согласиться, что, как говорили ему чужестранцы, долго прожившие в России, иного действенного способа вышколить слугу не существует, ибо, выпив водки, мозик(мужик) либо звереет, либо дуреет и лезет в драку. Крепкое сложение Казановы, его физическая выносливость и отличное владение дубинкой не раз выручали его на российских просторах.
В Петербурге Казанова продолжал наслаждаться счастьем, которое Заира, сущее дитя, искренняя и непосредственная, дарила ему. Он не только обучал ее итальянскому, но и прививал благородные манеры и с удовлетворением убеждался, что усердствует не зря. Он часто возил ее в Екатерингоф к родителям, и она была ему благодарна, получая удовольствие как от свидания с родными, так и от прогулки в карете со своим господином. Каждую такую поездку Казанова давал ее отцу рубль, за что тот осыпал его благословениями. Девица полюбила выезжать вместе с Казановой и использовала любой предлог появиться с ним на людях. Желая доставить удовольствие Заире, Казанова принял приглашение на смотр инфантерии. Торжества должны были продлиться три дня, ожидались фейерверк и разнообразные увеселения на воздухе: было время белых ночей и темноты не наступало вовсе. После путешествия в Москву Казанова стал искушенным российским путешественником и предусмотрительно отправился на смотр в огромном дормезе, спальной карете, ставшей ему с Заирой на три дня смотра настоящим домом. Они не только ночевали в нем, но при случае и обедали. Многие приглашенные завидовали ему, ибо отыскать место для ночлега было крайне трудно, а приличное место — практически невозможно.
Покидая Петербург, Соблазнитель расстался с искренней и безответной Заирой, готовой следовать за ним на край света. Сам он писал, что нашел себе попутчицу, в которую тотчас влюбился, а потому не смог взять с собой Заиру. Но даже если бы его не увлекла новая любовь, вряд ли он взял бы на себя ответственность за наивную и непосредственную девочку, которую он рано или поздно все равно бы бросил. Желание взять ее с собой было сродни временами возникавшей у него фантазии жениться. Впрочем, с возрастом он вспоминал об этом все реже и реже. По-своему привязавшись к Заире, Казанова понимал, что вернуться домой в хижинуей будет нестерпимо трудно, поэтому он нашел ей покровителя в лице семидесятилетнего итальянского архитектора Ринальди, жившего в России уже сорок лет и прекрасно говорившего по-русски. Ринальди, давно просивший Казанову оставить ему красавицу, ежели, конечно, он не увезет ее с собой, заплатил Казанове, а затем родителям Заиры, чем несказанно их осчастливил, и забрал девушку к себе в дом, где она и прожила до самой его смерти. За все это время Ринальди ни разу не обидел ее.
В России Заира была для Казановы идеальной любовницей. Любя и почитая его, она никогда не отвлекала Соблазнителя от написания различных прожектов, которым он посвящал немалую часть своего времени. Записки свои он доводил до сведения как императрицы, так и приближенных к ней вельмож. С самой Екатериной Казанова имел возможность говорить четыре раза, хотя встречал ее чаще. Впервые он увидел ее в Риге, где она поразила его своим величием и спокойствием, хотя особой женской красоты он в ней не усмотрел. Второй раз он имел возможность наблюдать ее в Петербурге, в маскараде, устроенном в Зимнем дворце. Императрица была в маске, однако манеры ее, осанка и походка не оставляли сомнений в том, кто за этой маской скрывался. Видимо, надеясь отыскать тех, кто все же не распознал ее, государыня подсаживалась то к игрокам, то к утомившимся от танцев придворным и начинала вести задушевные беседы, желая выведать то, о чем обычно не рассказывают монархам.
Как и в Берлине, Казанова, несмотря на обширный круг знакомств, в том числе и среди русской знати, не мог найти того, кто отрекомендовал бы его императрице. И только когда он собрался уезжать и сообщил всем об этом своем намерении, граф Панин [61] стал уговаривать его повременить, ибо не пристало соискателю государевой службы отчаиваться, не поговорив с государыней. И Панин назвал день, в который Казанова должен будет явиться в Летний сад, куда по утрам обычно приходила гулять Екатерина. Авантюрист попросил, чтобы во время этой встречи Панин был неподалеку.
61
Никита Иванович Панин(1718–1783), граф, канцлер.