Казанский альманах 2020. Лунный камень
Шрифт:
Булат нерешительно пожал плечами.
– Пошли, пошли! Пиво без рыбы – не пиво. – Кирилл достал мобильник. – Малыш, я сейчас с таким уловом вернусь! – И уже Булату: – Не переживай, жена у меня хлебосольная.
Двор за двумя белокаменными домиками-близнецами был просторный. В глубине, перед садом, вся в виноградной лозе – кухня под навесом, можно сказать, столовая. Через двор крест-накрест медная, тонкая проволока, увешанная серебристой рыбой. Булат спросил:
– Это и есть кефаль?
– Она самая, – ответил Кирилл, извлекая из сумки бутылки «Баварского»,
Булат шагнул под навес, по-хозяйски взял с полки две гранёные кружки. Открывалку для бутылок не нашёл. Тут появился Кирилл:
– Сейчас будет она. Пожарит нам окуня. А так – я сам готовлю.
Вместо неё из другого дома появилась другая женщина – хозяйка «усадьбы» с распространённым в Абхазии именем Этери.
– Чем помочь, Кирилл Петрович? – спросила она и, услышав в ответ «спасибо, сами мы тут», удалилась, только окинула взглядом гостя и «праздничный» стол.
Кирилл оказался генеральным директором известного в родном городе крупного промышленного предприятия. Единственным отдохновением сверх занятого руководителя были ежегодные рыбалки на Чёрном море. Булат же не сказал, кем является на этом свете. Постеснялся. Объявить себя писателем, вычитал он где-то, – это всё равно, что назвать себя хорошим человеком. Представился лектором-филологом, что, в принципе, не противоречило действительности.
– А в какой области филологии? – поинтересовался Кирилл.
– В поэтической, – ответил Булат. – А что?
– А то, что, значит, кучу стихов знаешь! – А ну-ка, земеля, что-нибудь к месту и времени!
Булат склонил голову к плечу, взялся за пенную выше краёв кружку:
Друг мой, друг мой, я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта боль…– О, люблю Есенина! – воскликнул Кирилл и добавил: – У меня в юности целый диск был с песнями на его стихи.
– Пономаренки музыка?
– Точно, Григория Фёдоровича! Как только он сумел подобрать музыкальный ключ к Есенину, уму непостижимо?! А знаешь, что для меня интересно, – это то, что мой отец в один год с ним родился и в один год умер. Нет, конечно, не поэтому я его так чту. Пономаренко, скажу, – это Есенин в музыке. И он затянул бархатным, низким голосом, так же не выпуская из крепкой руки гранёную кружку баварского:
Не жалею, не зову не плачу, Всё пройдёт как с белых яблонь дым…После двойного тоста глухо чокнулись. Несмотря на свой сухопарый вид, рыба оказалась жирной и вкусной. До этого Булат знал её лишь по песенке «Шаланды, полные кефали».
– Где ж ты столько наловил? – спросил он, рассматривая серебристые гирлянды на проволоках через весь двор. – Не на пирсе же…
– С яхты… Два дня с приятелем рыбачил.
Было тепло, но не жарко. Тем не менее Кирилл вытер полотенцем побежавший по шее пот, снял бейсболку, обнажив солидную лысину. Он был из тех крупных мужчин, которые одним своим видом внушали расположение к себе и доверие.
За первой бутылкой незаметно под стол ушли, облегчившись, и вторая, и пятая…
Сквозь виноградную лозу Булат увидел, что из дома, наконец, вышла супруга Кирилла. Она миновала двор, ступила под навес, тепло поздоровалась. Её ореховые, чуть раскосые глаза в очках тонкой оправы были спокойны и приветливы. В руках она держала какие-то банки-склянки:
– Знакомьтесь, это наш земляк Булат, – представил своего нового друга Кирилл. – А это моя супруга Мария Ивановна.
Булат и слова не смог вымолвить в ответ. Язык прилип к нёбу, дыхание сбилось, сердце затрепетало, словно птица, пойманная в сеть… Это была она, его, Булата, Машенька. А может, он всё ещё во сне продолжает её видеть? Но щипать себя не пришлось, реальность была до обидного приземлённая и по-житейски проста.
– Сейчас будем жарить морского окуня, – промолвила деловито она. – Кир, дорогой, где оливковое масло? Никогда на место не вернёшь.
Она, можно сказать, совсем не изменилась. Только «вороньего гнезда» на затылке не стало – короткая стрижка, загар, шорты…
– Масло в тумбочке, а лимон, розмарин – под салфеткой, – пояснил глава семьи. – Пойду схожу ещё за пивом.
Кирилл надел бейсболку, взял сумку и скрылся за воротами.
Зашипела на плите сковорода, солнечные зайчики перескочили с холодильника на столь родной и знакомый до крошечной родинки на щеке профиль, а Булат сидел ошарашенный и немой. Его ноздри, лёгкие невероятным образом переполнял аромат анисовых яблок. Рядом жарилась рыба, за рыболовными сетями – сад с мандаринами, персиками, цветами неизвестных названий, а у него тут – анисовые яблочки. Булат прервал затянувшееся молчание ни к селу ни к городу фразой:
– Я слышал, что если кто-то снится тебе, то и ты снишься ему.
– Не знаю, – ответила жена гендиректора. – Трудно проверить, если приснившийся не рядом с тобой.
– Машенька! – не выдержал Булат, подойдя к ней и тронув за локоть.
– Не надо, Булат, – отстранилась она.
– Куда ты пропала?
– Я не пропала, я вышла замуж, у меня сын… учится в Лондоне.
– Почему же тогда вы с Кириллом не у него там сейчас?
– Я очень хочу к Витеньке. Тем более, что у него завтра день рождения. Но Кириллу с его работой не часто удаётся вырваться сюда. А он любит морского окуня и кефаль. – Маша перевернула рыбину на другой бок. – Любит простую жизнь на берегу моря.
– Вижу, у тебя с Кириллом всё хорошо?
– Он прекрасный муж и отец…
Ответа её Булат полностью не расслышал – зашипела по-новому сковорода. А может, и не хотел слышать то, что знал наперёд. Он отошёл к рыболовным сетям, развешанным у выхода с веранды в сад, оглянулся:
– Как же так получилось?.. Без объяснений, без единого слова взяла и перечеркнула всё на свете.
– Заступила за очерченный круг, как сказал когда-то один молодой поэт. – Она выключила газ, выложила порцию жареной рыбы в большое блюдо, накрыла его. – Не люблю обмана, терпеть не могу лжи.